Катрин. Книга третья
Шрифт:
— Простите меня, госпожа Катрин. У каждого из нас бывают минуты слабости. Я остаюсь.
— Благодарю тебя. Теперь пойдем со мной.
— Куда?
— К человеку, которого ты был готов возненавидеть, даже не узнав его толком. Он не меньше меня достоин, чтобы ты служил ему и…
Однако на пороге Готье, которого Катрин тянула за руку, вдруг остановился. —
— Мы должны договориться раз и навсегда, госпожа Катрин. Я принадлежу только вам и никому другому. Я буду служить только вам… и никому другому. Конечно, настанет день, и, возможно, очень скоро, когда вы станете его женой, но я все равно буду служить только вам… пока вы
До чего же он был упрям! Катрин чувствовала, как в ней закипает раздражение, и она сделала над собой усилие, чтобы не дать волю гневу. Она догадывалась, что фанатическая преданность Готье не слишком понравится Арно, что ей, вероятно, придется улаживать недоразумения, которые неизбежно возникнут между двумя мужчинами, любившими ее каждый по — своему. Но она не могла оттолкнуть от себя нормандца. У них было так много общего! Катрин не обольщалась на свой счет, понимая, что приобрела аристократический лоск только благодаря покойному мужу Гарэну де Брази и герцогу Филиппу Бургундскому, страстно в нее влюбленному. Готье со своими дикарскими замашками был ей гораздо ближе, чем знатные сеньоры, пожелавшие возвысить до себя дочь Гоше Легуа, ювелира с моста Менял — девчонку, которая бегала босиком по песчаному берегу Сены.
Вздохнув, она смирилась с поражением.
— Хорошо, — сказала она, — все будет так, как ты хочешь!
Однако первая встреча Готье и Арно прошла гораздо лучше, чем она ожидала. Монсальви задумчиво разглядывал великана, стоявшего в ногах постели. В свои отряды капитаны обычно набирали рослых парней, так что удивить Арно было трудно. Тем не менее он вынужден был признать, что с подобной мощью сталкивается впервые.
— Ты рожден для железного панциря и шлема с забралом, — сказал Арно. — Ты похож на тех воинов, которые некогда пошли за Боэмондом и Танкредом освобождать Святую гробницу Господню.
— Я нормандец! — гордо произнес Готье, как будто само это слово все объясняло.
Однако Арно ответ понравился. Сам бесстрашный и надменный, он любил мужское гордое начало даже в людях низкого происхождения.
— Знаю! — молвил он.
И, подчиняясь какому-то смутному побуждению, которое не сумел бы выразить — возможно, это было желание привязать к себе такого необыкновенного человека? — добавил:
— Дай мне руку!
Катрин широко открыла глаза. Это было невероятно! Арно, гордый до высокомерия, протянул, как равному, руку крестьянину!
Грубое лицо нормандца залилось краской. Секунду он колебался, не зная, как поступить при виде этой исхудалой, но все равно прекрасной руки. Его загнали в ловушку. Как ни сильна была в нем любовь к Катрин, он не мог устоять перед капитаном де Монсальви.. Арно влек к себе сердца всех настоящих мужчин, и солдаты обожали его, хотя он был с ними груб. и наказывал провинившихся нещадно.
Нормандец наконец ответил на рукопожатие, бережно прикоснувшись к руке Арно, как будто это был хрупкий предмет, который не следует сжимать из опасения раздавить его. Однако тонкие пальцы Арно сдавили ладонь нормандца, понуждая того ответить по-мужски, и Готье сдался. Крепко пожав протянутую руку, он преклонил колено, но головы не опустил.
— Спасибо, — просто сказал Арно. — Я знаю, чем обязан тебе и что ты сделал… для моей жены и ребенка.
Взгляд черных
— Мэтр Кер, как только я буду в состоянии дойти на собственных ногах до храма Господня, нужно будет позаботиться о священнике. Нам давно пора пожениться, и я надеюсь, вы окажете нам честь быть свидетелем.
Меховщик поклонился с улыбкой, но не промолвил ни слова.
Глава третья. «Я, АРНО»
В ночь с 24 на 25 декабря 1431 года небольшая группа людей вышла, после сигнала тушить огни, из дома на улице Орон и направилась к ближайшей церкви Сен-Пьер-ле-Гийар. Ночь была темная, под ногами скрипел снег, но свирепый холод, заморозивший город на целых три недели и превративший в ледышки голые ветви деревьев, слегка отпустил. На Рождество выпал снег, и Бурж, словно закутанный в белую вату, затаил дыхание и притаился, слушая удары собственного сердца. Благословенные дни праздника означали передышку: Ла Тремуйль на время оставил в покое свои жертвы, и стражники его перестали врываться в дома мирных горожан. Однако страх был слишком велик, а потому город, избавившись от тревоги, не обрел веселья: в безмолвии люди встречали прекраснейший день года — день рождения Спасителя.
Катрин переступила порог дома Жака Кера впервые за два месяца, что оказалась здесь, и ее радовало все. Она с наслаждением ступала в своих меховых туфельках по густому мягкому снегу и сильнее прижимала к себе руку Арно, на которую опиралась.
— Это город больше похож на новобрачную, чем я, — шепнула она ему с улыбкой.
Вместо ответа он сжал ладонью тонкие пальчики. Катрин не надела перчаток, сгорая от нетерпения вручить руку суженому.
— Город нарядился к нашей свадьбе, — сказал Арно с нежностью, — я никогда не видел его таким красивым. И никогда я так не любил тебя, моя дорогая…
Оба целиком отдавались своему счастью: они были вместе и прижимались друг к другу, как все влюбленные. Для Арно радость была двойной, ибо он наконец чувствовал себя совершенно здоровым.
С того утра, когда он впервые пришел в себя и когда спал терзавший его жар, он стал поправляться с изумительной быстротой. Крепкий организм, столько раз выручавший его, не подвел и на этот раз. Природа сотворила еще одно чудо. Арно был по-прежнему очень худ, но на ногах стоял твердо и чувствовал себя так хорошо, что уже начал тяготиться заточением.
— Я совершенно не создан для жизни в четырех стенах, — говорил он Катрин, расхаживая по комнате и делая упражнения, чтобы разработать ослабевшие мышцы.
— Конечно, скоро тебя опять потянет на большую дорогу, — отвечала она с упреком, — прошу тебя, потерпи! Мы уедем, как только мэтр Кер удостоверится, что это можно сделать без особого риска.
— Без особого риска! Мне странно это слышать. Ведь я прежде всего капитан короля! Риск, прекрасная дама, это часть моей жизни и…
— …и тебе его не хватает, я знаю! с горечью закончила Катрин.