КАТЫНСКИЙ ЛАБИРИНТ
Шрифт:
Я обращаюсь к вам с такой просьбой: пока живы такие чекисты, как Райхман Л.Ф., надо по-журналистски разговорить их, дать возможность на страницах газет и журналов рассказать им о тех блестящих контрразведывательных операциях, которые они победоносно осуществили, ведь положить абвер и разведку СД на обе лопатки могли только высокообразованные профессионалы своего дела.
Этих людей осталось немного, они уходят из жизни. Надо торопиться. Мы в долгу перед ними.
С уважением,
М.З. Колтун,
полковник внутренней службы
г. Ставрополь"
Память не изменяет полковнику Колтуну: в октябре 1951 года Леонид Федорович был арестован. На него,
Что касается действий советской разведки и контрразведки в годы войны, то они, бесспорно, достойны самой высшей оценки, но ведь это. собственно, уже другая тема. Кстати, именно эти успехи явились причиной лютой ненависти Берии к В.С.Абакумову – жертвой их смертельной схватки стал и Райхман [103] .
Леонид Федорович, повторяю, был человек неоднозначный и уж во всяком случае не примитивный. Читатель, конечно, заинтригован: что за народная артистка упомянута в письме М.З. Колтуна под таинственным инициалом Л.? Это знаменитая балерина, солистка Большого театра, лауреат Сталинской премии I степени 1941 года Ольга Лепешинская. Ольга Васильевна, по моим сведениям, была секретным сотрудником Леонида Федоровича, и вот, как в плохой советской мелодраме, чекист влюбился в своего агента. По законам соцреализма ("Любовь Яровая"."Сорок первый") герою полагается принести свою любовь в жертву идеологии. Леонид же Федорович, отдадим ему должное, поступил наоборот, за что и претерпел серьезные неприятности. (Очень осерчал Л.Ф. на А.В.Антонова-Овсеенко, написавшего в одной из своих статей, что генералы НКВД увлекались балеринами*: "Я не увлекался – я был женат на балерине!")
[103] Когда эта книга уже находилась в производстве, я узнал о существовании воспоминаний А.Л.Войтоловской, выступившей в августе 1956 г. свидетелем на процессе Райхмана. (Подготовленный московским "Мемориалом" сборник "Звенья", в котором помещен фрагмент книги Войтоловской "По следам судьбы моего поколения", еще не вышел в свет.) Значит, был все-таки суд! По сведениям комментатора Н. Петрова (он, впрочем, ссылается на слухи), Л.Ф. был осужден по ст. 193-17а ("халатность") на 5 лет и с учетом предварительного заключения вскоре освобожден.
И наконец, совсем уже нехарактерная и необычная черта. В последние годы жизни Леонид Федорович увлекся космологией, пришел в этой области к поразительным результатам, написал две книги – "Диалектика бытия небесных тел" и "Механизм солнечной активности" и снискал некоторую известность среди специалистов. В моем дилетантском изложении теория Райхмана не прозвучит, поэтому отсылаю читателя к статье "Прогноз бедствия – возможен!" в "Московском комсомольце" от 19.5.1989. Представляя своего собеседника, автор материала Александр Поликарпов пишет: "Леонид Федорович Райхман не профессиональный ученый. В том смысле, что никаких степеней и званий он не имеет. Но его "любительство" очень похоже на "любительство" того настройщика роялей из Лондона, который открыл планету Уран и обнаружил движение Солнечной системы в пространстве. Или того школьного учителя из провинциального Боровска. который заложил основы ракетодинамики и космонавтики". Вот интересно: знал ли Поликарпов о мрачном прошлом любителя без степеней и званий, а если не знал, то написал бы свой очерк, если бы знал? Относительно званий, он. впрочем, абсолютно прав: несмотря на арест и вздорное дело о еврейском заговоре, Л.Ф. не был восстановлен в партии, не вернули ему и генеральских привилегий. На этом я уже совсем было собрался поставить точку, но тут к биографии Райхмана неожиданно прибавился новый штрих. Переводчик книги Мацкевича профессор Сергей Павлович Крыжицкий, любезно предложивший мне свою помощь, в одном из своих писем, упоминая Райхмана, написал в скобках: "он же Зайцев". "Почему он Зайцев?" – переспросил я и в ответ получил две заметки за подписью "Князь
Алексей Павлович Щербатов в 1945 году служил в штабе 22-го корпуса американской армии. Тогда он и услышал впервые о Райхмане и о том, что иногда он пользуется псевдонимом "Зайцев". Рассказал о нем Щербатову прикомандированный к штабу представитель лондонского правительства Польши капитан Лисовский. Лисовский был резидентом польской (лондонской) разведки в Пльзене. многое сделал для спасения членов Армии Крайовой от репрессий. Успешная деятельность Лисовского обратила на себя внимание Лубянки: в Пльзень был командирован Райхман, который вошел в контакт с гражданским губернатором города и рекомендовал ему пожаловаться на интриги антикоммунистического подполья в G-2 – американскую военную разведку, что и было сделано. В результате Лисовский был отозван "лондонскими поляками". Лисовский же указал Алексею Щербатову на Райхмана как на непосредственного организатора катынских расстрелов.
К сожалению, я лишен возможности подтвердить информацию А. П. Щербатова (у меня нет оснований не доверять ему, но ведь это данные все-таки из вторых рук, и отдельные неточности, особенно за давностью лет, не исключены), но выглядит описанная им ситуация весьма правдоподобно".
В день выхода газеты с материалом "Вокруг Катыни" я привез Райхману свежеотпечатанный номер. Леонид Федорович внимательнейшим образом прочел публикацию, в целом, кажется, остался удовлетворен. Засомневался вдруг по поводу медали "За отвагу" – дескать, нежелательное совпадение, как раз апрель сорокового. Стал даже изучать наградной Указ, ксерокс которого у меня был при себе: "Здесь нет Райхмана!"
Новые аргументы против Чапского и "Московских новостей":
а) никаких иностранцев отродясь не бывало в здании НКВД;
б) вспомнил о существовании катынской разведшколы абвера (тот самый "Сатурн", который "почти не виден") – ведь расстреливать поляков должны были спецчасти:
в) как читал, с каким выражением лица – какое это имеет значение, если отсутствовал сам факт встречи? ("Пена!")
г) выражение "ликвидация лагерей" можно понимать двояко (это довод, можно сказать, излюбленный, слышал его от сторонников советской версии неоднократно).
Умер Леонид Федорович Райхман 10 марта 1990 года в Москве.
Георгий Сергеевич Жуков начинал свою службу в "органах" в Смоленске. Впервые услышав об этом от Райхмана, я решил, что это тот самый начальник следственного отделения смоленского УНКВД, который в ноябре 1939 года был осужден выездной сессией военного трибунала Калининского военного округа на 3 года условно за упущения по службе (упущения состояли в том, что дела расстрелянных решением "троек" были плохо оформлены, нередко отсутствовали даже обвинительные заключения). Помню, я еще подивился мрачной иронии судьбы: подельника Жукова следователя Васильева защищал на этом процессе не кто иной, как адвокат Б.Г.Меньшагин, чье имя было впоследствии использовано комиссией Бурденко и из чьих воспоминаний я и почерпнул этот факт. Так я и написал в "Литгазете", впрочем, с оговоркой, что инициалы второго Жукова утрачены.
Вскоре пришло письмо от читателя Б.М. Гзовского из Минска. Он сообщил мне, что в смоленском УНКВД было не то двое, не то даже трое братьев Жуковых. Гзовский, состоявший в спортобществе "Динамо", играл в волейбол на одной площадке с ними. Позже эту информацию подтвердил мне смоленский историк Л.В.Котов: начальника следственного отдела звали Николай Сергеевич, он был средний брат и в 1940 году осужден повторно на 6 лет.
Ну а затем в "Известиях ЦК КПСС" (1989, № 11) я прочел следующее:
"Жуков Г.С., будучи начальником дорожно-транспортного отдела НКВД Западной железной дороги, производил массовые незаконные аресты, а также создал фиктивное дело на бывшего начальника дороги т. Русанова Г.А. (член партии с 1916 г.), который отказался давать ложные показания и был доведен Жуковым до самоубийства. В результате преступных действий Жукова без оснований были арестованы и осуждены нач. политотдела Смоленского отделения т.Астафьев И.П… нач. политотдела Западной железной дороги т.Болотовский, нач. ДорУРСа т. Кац Н.Х., которые теперь (в январе 1956-го. – В.А.) реабилитированы и восстановлены в партии".