Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
Шрифт:
Внедряемая на основе утвержденных Политбюро указов Президиума Верховного Совета СССР (3 декабря 1939 г.), эта система принимала все более всеобъемлющие масштабы, подкрепляясь репрессивными мероприятиями.
«Экспорт революции», сопровождаемый масштабными социально-классовыми и национальными «зачистками», был реализован в полном объеме. На присоединенных территориях с огромным размахом отрабатывалась охватывавшая всю страну политика нового этапа массовых репрессий. Под известным лозунгом «обострения классовой борьбы» по мере продвижения «вперед, к социализму» широко развернулось планомерное истребление социально организованных слоев и групп, воспринимаемых как опасные для режима. Для обоснования арестов и депортаций населения использовались как традиционные социально-классовые критерии, политические стереотипы, так и методы спекуляции на национальных противоречиях и их дальнейшего разжигания. Изначально создавалась система постоянных и массовых государственных репрессий против общества: обеспечения бесперебойной работы репрессивного конвеєра и поддержания беспрерывно
Первейшей задачей считалось «изъятие» личного состава вооруженных сил польской армии и других силовых ведомств. В ходе предварительного планирования обеспечивалась готовность на день 11 сентября (в связи с ложной информацией о взятии Варшавы как условия вступления на польскую территорию) «решительного наступления с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника»{7}. В тот же день Берия подписал приказ, определяющий порядок оформления арестов военнопленных. Таким образом, изначально предполагалось не задержание, взятие в плен в соответствии с нормами международного права в условиях ведения военных действий, а массовое проведение арестов. Не приходится отрицать, что на такую акцию вполне распространяются критические оценки издателей документов «Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны» в адрес «карательной части партийно-государственного механизма», выполнявшей «директивные установки руководства страны», способствуя «реализации политики диктатуры и тоталитаризма»{8}.
В рамках непосредственной, организующей исполнение сталинского плана работы директива того же Берии от 15 сентября регламентировала действия оперативно-чекистских групп НКВД: создание временных органов во главе с начальниками групп, выполнение «специальных задач по обеспечению порядка, пресечению подрывной работы и контрреволюции». Было предписано незамедлительно провести аресты политической и экономической элиты, представителей исполнительной власти — функционеров полиции и жандармерии, всего административного аппарата (в связи с работой в «аппарате угнетения»); взять под контроль государственные и частные архивы; развернуть следственную и агентурную деятельность. В первую очередь предписывалось арестовать деятелей и членов целого круга польских и украинских партий самого разного направления, начиная с социалистов (к тому времени вся палитра политических партий в СССР, кроме коммунистов, уже потерявших немалую часть своего актива, давно была ликвидирована). В перечень было включено несколько белоэмигрантских организаций.
К этому моменту детально были проработаны персоналии, и директива предписывала арестовать по списку 3.435 чел.{9}
15-го же сентября, по данным 12 отдела Генштаба РККА, занимавшегося польскими пленными, между Генштабом и НКВД был согласован вопрос о создании первых пересыльных лагерей в Путивле и Козельске. Были определены пункты передачи пленных военными в руки конвойных войск НКВД, которые по представлению Берии от 17 сентября постановлением Комитета обороны при СНК СССР (КО) были переведены на военное положение и действовали на территории Белорусского и Киевского особых военных округов (БОВО и КОВО), а также Ленинградского военного округа.
Политбюро срочно, 18 сентября, утвердило постановление КО, а 19 сентября соответствующее распоряжение с изложением приказа наркома обороны о транспортировке и передаче военнопленных органам НКВД было направлено в БОВО и КОВО. Берия издал приказ об организации при НКВД СССР Управления по делам военнопленных (УПВ). Были утверждены штаты УПВ, во главе которого был поставлен майор П.К. Сопруненко. По приказу Берии были немедленно созданы первые восемь лагерей, для чего были кое-как приспособлены бывшие монастыри (Путивльский, Козельщанский, Старобельский, Оранский и др.), в том числе два, превращенные ранее в детские колонии НКВД (Осташковский и Южский), два — в дом отдыха и санаторий (Козельский и Юхновский). Устанавливался жесткий срок начала приемки военнопленных — 20 сентября. Радио передавало бодрые воинственные марши. Популярен был марш Дмитрия Покраса:
С нами Сталин родной, И железной рукой нас к победе Ведет Ворошилов.Подразделения РККА последовательно окружали, не пропуская к границе с Венгрией и Румынией, то есть преимущественно в зоне действий Украинского фронта, «живую силу противника», руководствуясь директивой о ее пленении в особо крупных масштабах. На Белорусском фронте ситуация была спокойнее и выход в Литву был доступнее.
Нельзя не отметить, что и офицеры, и солдаты польской армии шли в плен весьма спокойно. Они не были готовы считать Советский Союз своим противником, наоборот, еще весной 1939 г. сформировалось представление, что с этой стороны агрессия Польше не грозит. На совещании высших военных чинов в апреле была принята установка, что «в случае германского нападения на Польшу Советский Союз сохранит нейтралитет и будет расположен в пользу Польши и союзных держав»{10}. Во второй половине
Начальника УПВ П.К. Сопруненко более всего беспокоило то, как он сообщал начальнику Генерального штаба маршалу Б.М. Шапошникову, что частям НКВД пленные как правило передавались без должного количественного учета, а не только без списков, при отсутствии какого-либо плана и ясности в отношении того, куда, в какие пункты их следует направлять. В значительной мере это было результатом огромного масштаба проводимой операции захвата пленных.
Польская армия смещалась на восток. Там же проходили обучение мобилизованные резервисты, из них и из остатков разбитых подразделений формировались новые части, которые после 17 сентября были распущены генералом М. Сморавиньским. Возвращающиеся по домам, запрудившие дороги люди в военной форме задерживались, частично отпускались и вновь, особенно в зоне действия Украинского фронта, «изымались». Опергруппы НКВД арестовывали не только их, но всех, кто носил какую-либо форму, как это было принято в Польше, — полицейских, пожарников, железнодорожников, студентов и членов молодежных организаций, почтарей и др.
Приводимые в многочисленных источниках и литературе данные относятся к разным периодам и операциям, к различным этапам задержания, перемещения, фильтрации, обмена и т.д. Они не стыкуются между собой, поскольку единого учета никто не проводил. По Украинскому фронту советские источники дают такие цифры: 341.729, 385.004 и даже 392.334 чел. (как сообщает издание «Гриф секретности снят» на 2 октября 1939 г.){13}. Для Белорусского фронта сумма на 30 сентября достигает 60.202 чел. Между тем по данным Генштаба основная масса пленных передавалась органам НКВД с 25 сентября по 7 октября, следовательно, эти цифры не могут быть окончательными.
Сводные советские данные на 2 ноября — округленно 300 тысяч, а названная Молотовым на V сессии Верховного Совета 31 октября цифра «примерно 250 тыс.» весьма напоминает сумму текущих данных: по Украинскому фронту 190.584 чел. (по итогам на 30 сентября) и по Белорусскому фронту 57.892 чел. (на 28 сентября). Ряд исследователей склонны принять эту цифру, хотя очевидна ее Условность{14}. Обнаруженные данные по конвойным войскам охватывают 226.391 чел., а отчетность УПВ — 130.242 чел., включая 5.189, перевезенных в советские лагеря в июле 1940 г. из Литвы и Латвии интернированных{15}.
Эти данные приводились в справке Сопруненко в декабре 1941 г. и декабре 1942 г., а также начальника II отдела УПВ М. Денисова 5 декабря 1943 г. как общие сведения ведомства, относящиеся к польским военнопленным. Но вот согласно отчета для Берии, составленного в ноябре 1945 г. курировавшим ГУЛАГ, систему лагерей военнопленных и Главное тюремное управление замнаркома внутренних дел комдивом В.В. Чернышевым, в лагерях и тюрьмах с сентября 1939 г. до июня 1941 г. находились 389 тыс. польских граждан, арестованных в присоединенных землях. Этот документ ставит под сомнение полноту приведенных ведомственных данных и требует дальнейших уточнений. Он однозначно указывает на масштабность социально-политического и национального катаклизма, обрушившегося на интегрированные земли, но и не только на них. Уточним сразу: ликвидация прежнего «аппарата угнетения» всех уровней, снятие целых пластов социальной структуры и расчистка почвы для «социалистических преобразований» и очередного «триумфального шествия советской власти» захватили немалую часть населения западных и центральных польских воеводств, которая сместилась на восток в составе ли армии, или управленческих структур, не говоря уже о беженцах. В армию в тот момент вливался значительный контингент обучавшихся резервистов — прежде всего различные слои интеллигенции со всей территории Польши. На восток эвакуировались министерства и ведомства, полиция получала предписание выехать на восток и перейти в распоряжение советской власти. Полицейские из Силезии были арестованы прямо в этих эшелонах и препровождены «в плен». Польская историография разных лет доводит число репрессированных польских граждан различных категорий до 1—1,6 млн чел. Российская историография насчитала к настоящему времени за период 1936—1956 гг. 670—720 тыс. чел., в том числе после 17 сентября 1939 г. 510—540 тыс. чел.{16}