Кавалер дю Ландро
Шрифт:
Чуть позднее в то же утро он эти слова сказал ей. Она внимательно на него посмотрела.
— Как хочешь, но сначала поедем ко мне, а потом пойдем к мэру и кюре.
— Ты думаешь, что я могу изменить свое решение?
— Нет, но было бы странным, если после первой нашей ночи, я стала бы считать себя твоей женой, — сказала она и рассмеялась своим легким, как серебряный колокольчик, смехом.
— Женой, которая не часто видела своего мужа около себя, но не нуждалась ни в каких других мужчинах. Что меня смущает, так это твое состояние, хотя я тоже не бедна. Мне неинтересно быть мадам Ландро, я предпочла бы, чтобы ты был просто моим.
— Рано или поздно ты привыкнешь быть мадам Ландро.
— Конечно, привыкну.
— Я, конечно, уже не так молод, но ты еще в том возрасте, когда можешь произвести на свет хорошеньких
«Они уехали на Рейн, — писал наш летописец, — и пробыли там несколько месяцев. Они ненадолго приезжали в Нуайе и снова возвращались. Шевалье и Виктория больше не расставались, и мы в своем кругу делали вид, что не знаем, что они не связаны узами брака. К тому времени шевалье купил еще две фермы, расположенные по соседству, но мы думали, что он подарит их мадемуазель Виктории. Он нас по-прежнему избегал, не потому, что внебрачный союз его хоть немного стеснял, но чтобы не ставить в неловкое положение нас по отношению к мадемуазель Виктории. Мы встречали его иногда верхом на белом коне. Он научился садиться с правой ноги и мог целый день провести в седле. У мадемуазель Виктории была серая в яблоках кобыла. Они скакали наугад, каждый с ружьем, в надежде подстрелить зайца или куропатку. Его друг Соважо и другие приятели больше не видели его ни в „Зеленом дубе“, ни в других злачных местах. Шевалье собирал друзей вместе в Нуайе. „Ужасные забавы“ остались только в воспоминаниях. Мадемуазель держала себя достойно, и если бы шевалье женился на ней, то мы охотно принимали бы ее в наших салонах, тем более, что вокруг нее все еще кружил ореол таинственного рождения, о котором я уже упоминал. Его было легко поддерживать, только надо было о нем не говорить. Но Ландро, по неизвестным нам соображениям, кажется, был доволен сложившимся положением и не спешил со свадьбой.
Затем прошли три дня, которые остались в Истории как „Славная троица“. Восставшие парижане смели с трона Карла X, и на нем устроился его кузен Луи-Филипп. Провинция никак не отреагировала на эти события. До нас доходили сведения, что личная гвардия свергнутого короля подталкивала его к продолжению борьбы и возвращению во Францию, в Вандею. Карл X не соизволил прислушаться к их мнению и отправился в Шербур, в эмиграцию. Английское правительство предложило ему замок Холируд в Шотландии, бывшую резиденцию Стюартов. Но, говорят, старый король отказался от этого предложения. Он жил в окружении своих родственников и нескольких преданных ему вельмож, которые составляли какое-то подобие двора, и проводил время за игрой в вист. В его окружении только его невестка, герцогиня де Берри, не смирилась. От герцога де Берри у нее был поздний ребенок, 1820 года рождения, Генрих, герцог Бордоский, прозванный „чудесное дитя“. Она хотела всеми силами женщины, всей нежностью матери и всей своей душой авантюристки, чтобы ее сын отобрал корону у Луи-Филиппа и царствовал во Франции под именем Генриха V. Едва устроившись в шотландском замке, она начала плести сети заговора против своего противника. Она рассылала письма, вербовала сторонников, назначала комиссаров, мечтая высадиться в Марселе, поднять юг, затем Вандею, особенно Вандею! Потом двинуться на столицу. Я почти не буду касаться деталей этого заговора, хотя он имеет прямое и трагическое отношение к истории шевалье. В аристократических кругах Вандеи мнения относительно того, следует ли поддерживать герцогиню де Берри, разделились. Одних это дело воодушевляло, как, например Атанаса де Шаретта, другие заняли места в рядах колеблющихся, то есть отказались поддерживать предприятие, достижение цели в котором вызывало огромные сомнения. Они имели голову, но не имели сердца. Но у шевалье было горячее сердце, и оно не позволяло ему иногда сохранять ясность мысли».
Свидание в Фительере
Никто не осмелился приехать в Нуайе с предложением присоединиться к заговору, даже старые товарищи дю Ландро по Почетной гвардии. Может быть, потому, что в глубине души они сами разделяли его сомнения. Все знали, что он не умел скрывать свои мысли, прятать свой гнев, так же как и разочарование. После неудачи Виела и прихода к власти Полиньяка, он откровенно заявил:
— У меня нет никаких иллюзий относительно дальнейшего
Когда герцогиня де Берри в 1828 году посетила Вандею, проехала по полям сражений девяносто третьего года, навещала ветеранов и оставшихся в живых участников Великой войны, пела перед крестьянами дифирамбы королю, шевалье сказал:
— Ее высочество сама не знает, что делает. Она стала зазывалой в лавке, торгующей королевской честью. Какая злая шутка Истории!
Посмеиваясь, он восклицал:
— Да, да, это прекрасное создание, верх женского совершенства, жаль, что она немного косоглаза.
— Никто этого до сих пор не замечал, — возражали ему.
— Возможно. Я не рассматривал ее вблизи. С меня достаточно быть «человеком из толпы». Эти бесконечные овации, эта ружейная стрельба действуют мне на нервы!
— Потерпи немного, будь снисходительным!
— Черт возьми, как принцесса может не видеть, что почти везде эти «ветераны» — наряженные специально по этому случаю молокососы! Все наиграно, как в плохой пьесе!
— Поэтому ты уезжаешь к себе?
— И как можно быстрее! Роль статиста в исторической драме не по мне, покорно благодарю! Эта несчастная женщина среди старых ружей, проржавевших пушек и курток с бумажными сердцами на груди просто потеряла способность здраво мыслить, она впала в горячечный бред. Вот что приготовили ей власти, префекты и мэры. Только они выиграют от этой грубой инсценировки. Рука прижата к груди, зад подтянут, глаза горят восхищением, а сами так и стараются оттереть соседа, менее удачливого или более благоразумного! Я не могу на это смотреть. Меня тошнит от этого спектакля. Печальную правду, истинное состояние общественного мнения вы знаете не хуже меня. Триумф «Мадам» — это огромный и роковой обман!
Когда газеты подробно и высокопарно сообщили о бале, данном герцогиней де Берри в 1829 году под девизом «Мария Стюарт и двор Валуа» — пышная театральная постановка, где роли приближенных королевского двора играли их потомки, наряженные в старинные одежды, тщательно хранимые в семейных гардеробных — шевалье отметил:
— Спектакль продолжается. Это визит в Вандею, но уже в масштабах всей Франции! Возвращение в славные времена! Стареющая монархия играет пьесу о былом величии. Она думает, что ослепительно блистает, это потому, что уже слепа. Поверьте мне, друзья, уже не на что надеяться… И этот выбор пьесы — Мария Стюарт, обезглавленная королева!
Его речи были хорошо известны в дворянских кругах, и поэтому никто не имел иллюзий об отношении шевалье к планам герцогини. Однако Форестьер, слишком старый, чтобы взять в руки оружие, попытался переубедить своего «крестника». «Он язвит, но это верный и несгибаемый человек. Он это еще докажет!» — говорил он всем. Форестьер отправился в Нуайе, тщательно подготовившись к разговору. Ландро его сразу прервал:
— Меня всегда зовут в случае необходимости. И вас прислали ко мне, мой воспитатель, потому что боятся получить пинок под… Вы понимаете, что я хотел сказать и не сказал только из уважения к вам. Эта мания плести заговоры меня забавляет. Особенно у людей, так хорошо устроившихся в жизни.
— Ты не веришь в наш успех?
— Вандея спит, дорогой мой воспитатель.
— Мы ее разбудим!
— Она к тому же заслужила свой покой. Для всех Луи-Филипп — всего лишь один король, сменивший другого. Раз не трогают священников, значит, все идет хорошо. Остальное — заботы парижан.
— Но, в конце концов, Луи-Филипп сын цареубийцы. Память о Людовике XVI, малолетнем дофине Людовике XVII, о казненной королеве живет в сердцах.
— В наших!
— Ты разве не знаешь, что Луи-Филипп король от революции и не имеет права на престол? Против него выступают и либералы, и бонапартисты, и легитимисты…
— А за него буржуа, крупные и мелкие. Отныне у них веревка от мешка с деньгами.
— Юбер, прекрати шутить. Речь идет не о маскарадном заговоре, а о серьезной организации. Герцогиня уже назначила ответственных за ключевые позиции: герцог д'Эскар на юге, Шаретт в Вандее, Гибур в Бретани. На маршала Бурмона возложена координация военных действий и связь с роялистским комитетом в Париже.
— Прекрасно! Но где ваши войска? Я вспоминаю 1815 год и наши мифические дивизии. На бумаге все всегда выглядит великолепно.