Кавалер Золотой Звезды
Шрифт:
— А что оно такое — трансформаторы? — робко поинтересуется собеседник.
— Эге-ге-ге! — протяжно скажет Прохор. — Подробно рассказывать — песня дюже длинная, а вкратце могу ответить: сооружается такая будка, и туда идет ток высокого напряжения, а оттуда выходит низкого… Тебе и это непонятно? Тогда я поясню на примере денег: предположим, у тебя есть сто рублей, а тебе надобно истратить рубль, приходится сто рублей разменять, иначе ничего не получится. Вот в ту будку и поступают крупные ассигнации, допустим, сторублевки, а обратно
— Скажи, какая важная штуковина!
— А ты что ж думал?
— А куда же ты, Прохор Афанасьевич, путь держишь?
— На ученье!
— Так еще ж рано?
— Кому рано, а мне в самый раз. Меня же Виктор Игнатыч поджидает… Перед занятием мы всегда с ним советуемся — как и что. Без меня он ничего не решает!
Нетрудно догадаться, что тут Прохор уже сказал лишнее: Виктор, разумеется, его не ждал. Старику просто захотелось еще засветло пройти по станице, чтобы повстречаться с людьми, а потом на часок заглянуть к Тимофею Ильичу — давно он собирался навестить стариков Тутариновых.
В этот день Тимофей Ильич не ждал гостей. Примостившись на низеньком стульчике возле окна, он чинил сапог. Ниловна сидела на лежанке, задумчиво поглядывая на окна, и думала о том, что куры, наверное, давно уже взобрались на насест, что пора бы доить корову, но не хочется покидать теплое местечко. А между тем начинало вечереть. Наступил тот час короткого зимнего дня, когда на дворе еще светло, а в углах хаты уже гнездятся сумерки. Видя согнутую спину мужа, Ниловна мысленно ругала Тимофея Ильича за то, что так долго не бросал работу.
«И чего сидит? Только глаза портит, — думала она. — Или дня не хватает?..»
Высказать же свое недовольство вслух побоялась. Потом вспомнила Сергея, и сердце у нее тревожно забилось.
«Домой не заявляется, — сокрушалась Ниловна. — Где-то он там, бедняжка, раскатывается? Небось и голодный и холодный…»
В эту минуту ей так захотелось, чтобы открылась дверь и вошел Сергей — тогда бы она не пошла, а побежала доить корову и напоила бы сына парным молоком.
Только она об этом подумала, дверь и в самом деле отворилась, но на пороге появился не Сергей, а Прохор.
— Здоровы булы, хозяева! — сказал Прохор, снимая у порога калоши. — Сумерничаете?
— Поджидаем электричество, — ответил Тимофей Ильич, держа в зубах конец дратвы.
— Дело хорошее, — важно ответил Прохор. — Все поджидают.
Тимофей Ильич положил сапог на подоконник, вынул кисет и сказал:
— Хорошее, да дюже длинное. Вот ты, Прохор, там монтерничаешь, а скажи мне по совести: когда ж мы дождемся свету?
— Теоретически могу ответить: все дело упирается в воду.
— Знать, за этим только и остановка?
— А как же? — Прохор протянул руку к кисету. — Эта машина не на каком там газе движется, а на воде… Тимофей, да ты пришел бы и поглядел, какое мы там чудо сооружаем.
— Не ходил и не пойду.
— Отчего
— Чего ж мне туда ходить? Ни черта я в том не смыслю, да и не хочу думками себе голову заморачивать.
Прохор рассмеялся.
— Там же ничего нет такого заковыристого! Все просто. — Тут Прохор развел руками, ибо почувствовал, что выпал случай показать свою осведомленность в электричестве. — Я всю эту механику назубок изучил. Ты приходи завтра и ни к кому не обращайся, а прямо задавай мне разные вопросы. Я тебе по-простому и покажу и расскажу. А ты вот меня спроси: что такое есть свет?
— Свет да свет! — перебила Ниловна. — Вот я вам зараз подам свет.
Ниловна зажгла лампу, поставила ее на стол и пошла доить корову.
— Ну, ежели ты такой дюже стал грамотный, — заговорил Тимофей Ильич, — тогда объясни мне одну загадку.
— Какую?
— А вот послушай. — Тимофей Ильич достал из печурки кусочек бумаги, куда он записал сообщенные Марфой Игнатьевной слова, подошел к лампе, надел очки, прочитал. — Что означают такие слова: альпера, вольта и лошадиная сила? Вот оно какая у меня загадка!
— Так, так, — сказал Прохор, поглаживая усы. — Так ты, Тимофей, захотел знать эти слова? А на что они тебе понадобились?
— То дело мое. А ты поясняй!
— Или тоже изучаешь? — допытывался Прохор.
— Какое тебе дело? Хочу знать — и все! — стоял на своем Тимофей Ильич. — Может, у меня есть своя цель.
Прохор задумался и долго мял усы, а Тимофей Ильич терпеливо ждал ответа.
«И где он выдрал такие слова? Сам сапоги чинит, а в голове — погляди на него, какие мысли… Знал бы — и не заходил».
Но надо было как-то выходить из затруднения.
— Поясняй, поясняй! — торопил Тимофей Ильич.
— Могу! — решительно заявил Прохор, снял кубанку и погладил ладонью вспотевшую лысину. — Ну, сказать — лошадиная сила? Что ж тут непонятного? Всякая лошадь имеет силу — вот и весь ответ!
— Допустим, лошадь имеет силу, — согласился Тимофей Ильич. — А еще два слова?
— Те слова — то же самое, только на научной почве, — не моргнув глазом, ответил Прохор. — Все это — техника!
— Э-э-э! Прохор, Прохор, скажи, что ничего ты не смыслишь.
— Смыслить-то я смыслю, — оправдывался Прохор, — но тут, Тимофей Ильич, такая научность, что до тонкостев сразу не дойдешь. А вот ежели хочешь, то я тебе поясню, каким путем проникает в твою хату электричество.
— Это я и сам знаю. По столбам.
— Не-е-е! — значительно протянул Прохор. — По столбам-то — еще не главная вещь! Главная вещь, Тимофей Ильич, ежели хочешь знать, в том, чтобы иметь понятие… Для наглядности скажу: та турбина, какую мы на быках привезли, будет вырабатывать такую силу, что ежели, допустим, без ума с нею обращаться, то она может всю станицу вмиг сжечь. Припоминаешь, как у нас в грозу сено горело? Мокрое, а пылает, как свечка.