Кавалер Золотой Звезды
Шрифт:
— А что в этом плохого?
— Людей собралось, как на суде. Насилу протискался к тебе в кабинет.
— Значит, у каждого есть ко мне дело, вот они и пришли. В этом я не вижу ничего плохого, а наоборот…
— Ты не видишь? — перебил Федор Лукич, затем вынул коробку папирос и угостил Сергея. — Ты не видишь, а я вижу… Ты так вот приучишь людей бежать с жалобой по всякому пустяку, тебе и работать некогда будет… Тут, возле исполкома, жалобщиков соберется целая ярмарка.
— Этого бояться нечего.
…Федор Лукич Хохлаков недавно вернулся из Кисловодска. После месячного лечения старик поздоровел, но
О возвращении Хохлакова узнал Алексей Артамашов и как-то под вечер приехал к нему на тачанке, злой, с опухшим и сердитым лицом. Кучер отнес в сенцы две корзины, зашитые сверху мешковиной, а Артамашов прошел в комнату. Федор Лукич пригласил пить чай. Артамашов сел и стал жаловаться на Сергея.
— А чего ты удивляешься? Известно, что новая метла метет чище. — Хохлаков усмехнулся. — Да и какая метла! Но ты, Алексей, не смотри, что у него полная грудь наград. Я о людях сужу не по медалям… Еще не известно, как он поведет район… Слишком горяч… на электричество напирает…
— Да, я это понимаю, — волновался Артамашов. — Но он же меня, Федор Лукич, от работы отстранил!
— Это как так отстранил? Самочинно? А где общее собрание?
— Диктаторствует.
— Кто ж ему позволил нарушать колхозный устав? — Хохлаков встал, прошелся по комнате. — Здорово работает! Но ничего, Алексей, для всякого самочинства у нас есть законы…
— Да что ж — законы? Как же тут быть, ежели он запретил мне работать, ревизию назначил…
— Докапывается?
— Его отец председатель ревизионной комиссии, — продолжал Артамашов. — Зараз кладовую ревизуют… А еще он был у директора МТС. Такой ему нагоняй дал, корову приказал вернуть и грозился… Ну, как же мне быть?
— Поезжай домой, а я сам с ним поговорю, — угрюмо сказал Хохлаков. — И с Кондратьевым посоветуюсь…
Это и заставило Хохлакова прийти к Сергею. Он стоял у окна и раздумывал о том, с чего бы ему начать этот неприятный разговор. Он стукнул палкой о пол и подошел к Сергею.
— Ну, Федор Лукич, — заговорил Сергей, — расскажите, как там у вас на мельнице? Завозно?
— Зараз меня не мельница интересует, — не глядя на Сергея, ответил Хохлаков. — Что там у тебя произошло с директором усть-невинской МТС?
— Ничего особенного. Я ему сказал, чтобы он вернул корову, которую взял на ферме колхоза имени Ворошилова, — вот и все.
— Так. А ты эту корову в глаза видел?
— Зачем же мне ее видеть?
— Да какая ж это корова? Это же была телушка, и он ее не взял, а купил…
— За бесценок? Так не покупают. — Сергей помолчал. — Есть постановление правительства, и его надо выполнять.
— Хорошо, пусть так. — Хохлаков снял картуз, погладил ладонью стриженую голову. — А кто тебе позволил оскорблять директора МТС, члена пленума райкома, да еще и грозиться снять с работы?
— Я его не оскорблял, — твердо сказал Сергей. — А от работы его надо будет освободить в интересах дела…
— Да ты и Артамашова уже освободил, лучшего председателя… и тоже в интересах дела?
— Да, освободил — и добьюсь,
— Вот ты какой смелый! Но не забывай, что не ты будешь исключать его из партии. И не диктаторствуй, это тебе не в танковой роте! Я член исполкома, член бюро райкома, и ты тут свои порядки не наводи!
Сергей хотел что-то сказать, брови его сдвинулись, он даже поднялся, но Хохлаков не стал его слушать. Гремя палкой, он вышел, не закрыв за собой дверь.
На пороге появилось двое посетителей. Один был коренастый мужчина в серой кубанке и в бурке, с красивыми русыми усами на свежем, веселом лице. Другой — худощавый старик с пепельно-серой бородкой, в бешмете под стареньким полушубком, в суконных шароварах и в сапогах. Это был Никита Никитич Андриянов — председатель Родниковского станичного совета. С ним Сергей встретился как-то ночью, когда проездом остановился в Родниковской. Посетителя в бурке Сергей не знал и с любопытством смотрел на его пышные усы, на светлые неспокойные глаза и на всю его по-военному стройную фигуру в горском наряде.
— Прошу садиться, — сказал Сергей, указывая на стулья.
— Благодарим. Мы всю дорогу в седлах сидели, — ответил тот, что был в бурке. — Сесть мы, конечно, сядем, но сперва давайте познакомимся. Мы, родниковцы, живем в горах, как орлы. Я — секретарь станичной парторганизации, Иван Герасимович Родионов. — Он крепко пожал Сергею руку. — А Никита Никитич Андриянов — наш станичный голова.
— Мы уже знакомы, — сказал Андриянов, тоже здороваясь за руку. — Помнишь, как ты меня среди ночи с постели поднял? Пришел я до дому под утро, а жинка и пытает: «Кому ты в такую пору понадобился? Не к соседке бегал?» Ревнует… «Нет, — говорю ей, — новый председатель райисполкома приезжал…» — «А чего ж он, — говорит жинка, — сам по ночам не спит и другим мешает?» Ну, что на это глупой бабе ответишь?
— С каким же вы делом ко мне приехали? — спросил Сергей.
— Иван Герасимович, докладывай по партийной линии, — сказал Андриянов, снимая с плешивой головы кудлатую шапку.
— Сергей Тимофеевич, я не только партийный руководитель, — пояснил Родионов, садясь на стул и снимая с одного плеча бурку, — основная у меня должность — председатель колхоза «Власть Советов», а секретарем работаю по совместительству. Коммунистов у нас мало, так вот мы и создали партийную организацию при станичном совете… В данном случае я, конечно, буду говорить в двух лицах, потому что у нас к тебе есть дело и политическое и хозяйственное — никак нельзя разделить.
Он порылся в боковом кармане кителя, — из-под полы бурки блеснули ордена и медали.
«Тоже недавно с войны», — подумал Сергей, а Родионов развернул тетрадку и положил ее на стол.
— Речь у нас о пятилетнем плане нашей станицы, — сказать, идем по примеру устьневинцев… Скажу тебе правду: примерно мы взяли у них, а не знаем, как оно у нас получится… Рассмотрим все хорошенько. Первым у нас идет животноводство, как главная отрасль…
— А какие у нас выпаса? — вмешался в разговор Андриянов. — Это ж такие выпаса, такие выпаса, что ни в одной станице таких не сыщешь. А особенно на горах! Прямо целебные травы! Хоть какую худорьбу туда выгони, а вернется каждая скотинка жирная — сразу можно на весы.