Кавказская пленница

Иванов Виктор

Вокруг машины суетливо бегал человек в кавказской кепке-аэродроме. Он то пинал колеса, то залезал в кабину, то рылся в моторе. По всему было видно, чте этот человек пытается положить конец неподвижности экипажа и при­дать ему поступательное движение, возможно, с некоторым ускорением.

Шурик, с интересом наблюдая за происходящим, посте­пенно приблизился к машине.

В тот момент, когда кончик носа его осла поравнялся с бампером автомобиля, животное вдруг остановилось, как вкопанное, будто в этом месте была проведена черта,

непреодолимая для всех видов транспорта.

Шурик задергал ногами, пытаясь стимулировать осла к дальнейшему путешествию. Однако осел только несколь­ко раз обернулся на месте, так и не продвинувшись ни на шаг.

Постепенно Шурика стало покидать душевное равнове­сие, и он уже дергался всем телом. Но и это не произвело никакого впечатления на, казалось бы, абсолютно безуча­стное ко всему происходящему животное.

Тут Шурик заметил, что своим гарцеванием привлек к себе внимание человека в кепке. Тот на мгновение от­влекся от манипуляций со своим автомобилем и вопроси­тельным взглядом уставился на всадника и его скакуна.

Шурик развел руками и смущенно залопотал, как бы извиняясь за свою беспомощность:

— Чего это с ним?

Потом, как бы в раздумьи, почесал затылок и, опуская руку, звонко шлепнул осла по заднице.

Осел, не стерпев такой фамильярности, запрыгал, как дикий мустанг.

— Стой! Да куда ты? — пытался его урезонить Шурик. Осел, видимо, посчитав, что достаточно проучил седока, снова остановился у прежней черты, не продвинувшись ни на шаг вперед.

Наблюдавший за этой сценой водитель вспомнил о сво­их проблемах, надвинул кепку пониже на глаза и снова уткнулся в мотор. Что-то там соединив, он достал из кабины рычаг ручного стартера и, вставив его в отверстие, принялся с ожесточением крутить.

Шурика это натолкнуло на мысль, что если не удается сдвинуть осла будучи всадником, то может, осел последует за поводырем. Главное — преодолеть роковую черту.

Шурик соскочил на асфальт, забежал спереди осла и потянул за уздечку. Осел не поддавался. Шурик потянул сильнее, а потом стал дергать уздечку, как в припадке, но результат был прежним.

Обливаясь потом, оба ездока сочувственно посмотрели друг на друга.

— Ну что, никак? — участливо спросил Шурик. Вместо ответа парень сорвал с головы кепку и стал ею отчаянно молотить по радиатору машины. В ответ на это в двигателе

что-то чихнуло, и машина, как бы обидевшись, выпустила клуб дыма.

Это внушило ее мучителю определенный оптимизм, и он снова принялся терзать стартер, но безрезультатно.

Он снова сорвал кепку, обтер ею лицо и обратился к Шурику:

— Слушай, друг! Помоги мне сдвинуть моего «Ферди­нанда» с места. Не погибать же нам в этом безлюдном месте, в конце концов, от жажды и диких животных!

— А что нужно делать? — спросил Шурик и с готовно­стью направился к машине.

— Попробуем толкнуть. Может, с наката заведется? Однако все их старания

ни к чему не привели. Роковая невидимая черта оставалась непреодолимой.

Совершенно очумев, они бросили машину и принялись толкать осла. Осел, не вытерпев насилия, стал брыкаться, повалив обоих на землю, и чуть не разбил очки Шу­рика.

Лежа на земле, водитель машины заметил, что дверца кабины открыта. Это его очень рассердило. Он решительно встал и, подойдя к автомобилю, с силой хлопнул дверцей.

Дверца с ехидным скрипом вернулась в прежнее поло­жение.

— Ах, ты еще издеваешься! — сквозь зубы процедил водитель.

Его глаза остекленели, и он принялся хлопать дверью раз за разом.

Шурик, глядя на все это, взмолился:

— Слушай! Да оставь ты ее я покое! В таком возрасте у многих бывает прескверный характер

— Ну нет, так я этого не оставлю! Хватит! Натерпелся! Теперь будет по-моему.

И он полез в кабину, доставая оттуда какие-то инстру­менты.

— Что же ты собрался делать? — поинтересовался Шурик.

— Откручу дверь к чертовой матери! Буду ездить в от­крытой кабине. У нас климат теплый. Ничего, не замерзну.

Как только он произнес эти слова, дверца, как будто от дуновения ветерка, заскрипела и мягко захлопнулась.

Увидев это, водитель вскинул руки к небу и сокру­шенно произнес:

— Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого «пылесоса»!

Он соскочил с подножки на землю и с досадой пнул ногой заднее колесо.

— Ну, не отчаивайтесь! — попытался успокоить его Шурик и в знак солидарности также пнул это же колесо ногой.

Тут ему как-то стало немного стыдно за свой порыв, и он, как бы извиняясь перед старой машиной, украдкой погладил пальцами покрышку.

Водитель, оживленно жестикулируя, продолжал свою речь на повышенных тонах:

— Вот так все время! Недаром говорил великий муд­рый Абу Ахмат Ибн-бей...

Шурик вопросительно посмотрел на собеседника. Шофер, уловив его взгляд, учтиво пояснил:

— Абу Ахмат Ибн-бей — первый шофер, который ез­дил до меня на этой машине.

Шурик немного разочаровался, что это не местный акын, который «что вижу, то пою», или поэт. Он уже было собрался записать его слова себе в блокнот, но потом решил просто послушать.

— Так вот, он сказал,— продолжал водитель.— «Учти, Эдик». — Эдик —

И парень в кепке протянул руку для знакомства.

— Саша. —

— Так вот, — говорил он: «Учти, Эдик! Один Аллах ведает, куда девается искра у этого недостойного выродка в славной семье двигателей внутреннего сгорания».

Он снова вскинул руки к небу:

— Да отсохнет его карбюратор во веки веков!

— Аминь! — вздохнул, оглядываясь на машину, Шурик.

Вдруг выражение на лице Эдика радикально измени­лось. Гнев и досаду сменили удивление и блаженная улыб­ка. Его взгляд устремился куда-то вдоль дороги.