Кай из рода красных драконов 4
Шрифт:
Потом Майман забросил Акама на плечо и утащил в юрту, а колдуна мне пришлось нести самому. С помощью Багая и Лойчена. Остальные воины мне помочь не могли — на ногах почти никто не стоял.
Удивительно, но Нишаю от насильно влитой в него араки стало чуть лучше, он перестал кашлять и даже пытался встать. Впрочем, не преуспел.
Мы волоком дотащили его до юрты. По дороге к нам прибились ещё две дюжины мальчишек. Эти были сытые и трезвые. И жаждали продолжения банкета.
Они бесстрашно ввалились за
— Ты давно обещал сказку! — верещал Кама, теребя меня за рукав. — Про богатырей!
С ним были согласны все, кроме меня, уставшего и измотанного этим судилищем, переходящим в обжорство.
— И про Ивана на сером волке!
— Ты не ночуешь с нами, а давно обещал сказку!
— Только чтобы страшную! Про Эрлика!
Мальчишки заполнили юрту, заставив Шасти панически спасать свои горшки.
Гнать эту вольницу у меня не было сил, и я сдался:
— Если будете сидеть тихо, я попробую. Но — тихо! Тут много магических вещей. Ничего не трогать, к очагу не лезть, горшков не бить, ясно?
Честные-честные глаза мальчишек блестели в свете огня в очаге, но я им не поверил, конечно.
Сил на сказку у меня тоже не было. Собираясь с мыслями, я тихонько запел. Это иногда прокатывало с парнями, песни им тоже нравились.
Малышня под них засыпала, и тогда старшим можно было уже рассказывать всё подряд, путая сказки, истории из военного быта и когда-то прочитанные книги.
— Выйду ночью в поле с конём…– завёл я.
Уж больно ночь была подходящая. Она посветлела — не по тьме, а по ощущениям. Бархатом накрыла лагерь, оберегая от посторонних глаз.
Я пел, мальчишки слушали, не спрашивая, кто такой конь. И это было хорошо.
Шасти, успокоившись за своё имущество, подсела, прижалась ко мне, а потом вдруг тронула за руку.
— Смотри…
Я повернул голову туда, куда она указала глазами. Росток мира слабо и нежно светился в своём горшке!
— Ему нравится, — прошептала Шасти. — Он слушает!
Нишай приподнял голову, опираясь на локоть. И тоже уставился на росток.
— Надо связать его, — сказал я. — Зашевелился наш парень. Того и гляди в себя придёт.
— Подожди, — прошептала Шасти. — Спой ещё одну песню? Мне кажется, росток мира не просто слушает нас. Он вбирает твою песню. Он растёт!
Глава 28
Нишай
Нишай лежал тихо. В груди при малейшем движении болело так, словно там устроила гнездо белка, и шевелиться колдун не рисковал.
Он слушал чужие песни, а росток мира светился так тепло, словно в юрте горел второй очаг. Только огонь в нём был нездешний, зеленоватый.
Мир набухал, рос. Странные песни питали его. Но никто из сидящих в юрте не проронил ни слова, словно ничего необычного в
Шасти молчала, прижавшись к своему Каю, а больше здесь и не было тех, кто догадывался, что за зелёная шишка сидит в горшке.
Мальчишки, ещё не вступившие в возраст воина — что они знают о мире? О многих мирах, рассыпанных, как костры предков на тёмном небесном склоне.
Кай пел негромко, но голос наполнял юрту и уходил через решетчатое отверстие — шанырак — в ночное небо, исчезая тропой среди звёзд.
Нужно было родиться дикарём, чтобы не понимать — нет в мире таких песен, что звучат сейчас в юрте: ни в Вайге, ни у караванщиков, ни в этих лесистых горах.
Белый заяц не был тем, за кого себя выдавал. Может, он и в самом деле посланник Тенгри? Но тогда он совсем не дикарь из рода зайца, или чего он там себе навыдумывал? И почему росток мира верит ему?
Нишай смотрел на зелёное чудо в горшке, похожее на шишку или огромную почку с чешуйками ещё не сформировавшихся побегов, и дыхание его постепенно становилось глубже, а боль в груди затихала.
Шёл десятый день лунного месяца косули. Если росток переживёт новолуние, на второй день месяца марала, когда у этих красивых зверей начнётся гон, росток может выбросить первый побег.
Побег прорвёт реальность и откроет путь в чужой и удивительный мир. И никто не знает, что будет дальше.
Может быть, суровые воины с оружием выйдут из пролома между мирами, может, полетят чудесные птицы или хлынет вода? А может, людям откроются тёплые и благодатные земли, где они смогут стать счастливыми?
И нет времени попытаться узнать с помощью магического обряда — какой путь ищет сейчас росток? Неполный лунный месяц — это так мало.
Нишай задремал под песню. А когда проснулся — в юрте было слышно только ровное дыхание спящих людей.
Огонь в очаге погас, но росток, напившийся силы, всё ещё светился ровным, чуть зеленоватым огнём.
Нишай отметил, что свечение теряет незрелый оттенок, становится глубже.
Каким же оно станет в конце? Золотым? Белым?
Колдун тихонько поднялся. Покачнулся, в горле запершило. Он с трудом сумел сдержать кашель.
Теперь надо было приблизиться к очагу, где в беспорядке стояли горшки с ядом и эликсирами.
Он видел, как Шасти готовила напиток из драконьего корня, чтобы успокоить Нису и приучить её к месту. Где-то там девушка сложила про запас разбухшие вываренные корни.
Шасти — запасливая. Она не могла выбросить ингредиенты, которые можно отварить второй раз. Но где же они?
Нишай растерялся. В сиянии ростка все предметы казались ему чужими.
Он осторожно опустился на колени и вызвал слабенькое свечение рук. С болью, но у него получилось. Магия потихонечку возвращалась.