Кайсе
Шрифт:
— И эта бочка оказалась как раз в том месте, где он упал?
— На том складе было много бочек, мистер Нанги.
— И что же в них было?
Ван Киет на секунду замялся, и Нанги показалось, что он слышит шелест перебираемых бумаг.
— Поваренная соль, бикарбонат нутрия, перманганат калия, — в голосе старшего инспектора можно было услышать какую-то полифонию из гнева и разочарования.
Нанги чувствовал, как с каждым ударом сердца усиливается головная боль.
— Иными словами, этот склад оказался цехом по производству наркотиков?
— Трудно сделать иной
— Мои сотрудники не занимаются наркотиками, — жестко оборвал инспектора Нанги.
— Вам легко так говорить, находясь далеко, в Токио, — сухо сказал Ван Киет.
Менее всего Нанги был рассоложен вступать в словесную перепалку с этим полицейским чиновником. К тому же на данный момент это была его единственная ниточка, связывающая с Сайгоном а загадочной смертью Винсента Тиня.
— Из чего вы заключили, что это несчастный случай? — переменил тему Нанги.
— Простите?
— При данных обстоятельствах вполне можно предположить убийство.
— Откровенно говоря, мистер Нанги, я не делал вывода о несчастном случае. Тем не менее вердиктом будет именно «несчастный случай». Свидетелей нет, следов того, что на складе в то время, когда там был мистер Тинь, находился еще кто-то, тоже нет, и, естественно, учтите сами обстоятельства его гибели — останки мистера Тиня не дают ключа к разгадке происшествия. — Он вздохнул. — С сожалением вынужден признать: денежные ассигнования мизерные и у меня ужасающий недокомплект сотрудников. По любым меркам уровень преступности здесь превосходит все мыслимые пределы, и она продолжает расти. Из окна моего кабинета я ясно вижу, что капитализм воспитывает презрение к закону. Это прискорбно, но, боюсь, что это факт, мистер Нанги.
— Вы клоните к тому, что бессильны что-либо сделать?
— Мне пора отключать линию связи, мистер Нанги. Сожалею о гибели вашего сотрудника.
— Если вы уделите мне еще минуту, инспектор, то я передам трубку моей секретарше. Необходимо позаботиться о прахе покойного.
— Но мой дорогой сэр, об этом уже позаботились родственники мистера Тиня.
— У мистера Тиня не было родственников, — удивился Нанги. — Кто приезжал за останками?
— Сейчас посмотрю. Мужчина, представившийся братом мистера Тиня. Отрекомендовался сотрудником фирмы «Авалон Лтд» в Лондоне. — С этими словами Ван Киет хмыкнул и добавил: — Теперь я вас точно просрочил время разговора. До свидания, мистер Нанги.
Нанги уставился на телефонную трубку, в этот момент такую же мертвую, как и Винсент Тинь.
— Похоже на то, что этот снимок сделали той ночью, когда мы встретились, — заметил Николас, разглядывая фотографию Челесты в костюме Домино. — Вы знали, что вас будут фотографировать?
— Нет. В тот момент я готова была поклясться жизнью, что мы там одни. — Голос ее дрожал.
— Этот снимок сделан наблюдателем, — пояснил Николас. — Взгляните, фотография крупнозернистая и в пятнышках. Это оттого, что использовался длиннофокусный объектив плюс высокая скорость съемки.
— Но как она здесь очутилась? — спросила Челеста. —
— Возможно, или, правильнее сказать, — вероятно. Николас поднялся; после того как он закончил тщательный осмотр кабинета, вновь подошел к тому месту, где лежала фотография, и опять принялся изучать ее.
— Здесь что-то не так. Все в комнате перевернуто вверх дном, разломано, разорвано. За исключением этого снимка, — он взглянул на Челесту. — Не могу поверить, что ее не заметили. — Его пальцы ощупали сгиб. — Посмотрите, как аккуратно она сложена: прямо произведение искусства в стиле оригами.
— Следовательно, единственным объяснением может быть то, что ее оставили здесь намеренно.
— Именно.
Он свернул я вновь развернул фотографию.
— А что, если ее оставил... Оками-сан. Предположим, его похитили, а он ухитрился оставить нам ключ — эту фотографию, по которой мы сможем определять, куда его увезли.
— Откуда он мог знать?
— Челеста, он знал, что за ним идет охота. Мне даже начинает казаться, он даже знал, кого за ним пошлют. Я почти уверен: Оками-сан предполагал, куда его могут увезти.
Челеста посмотрела на фотографию.
— Но что можно прочитать по этому снимку? Кроме меня самой, я ничего и никого другого не вижу.
— Не посылал ли вас куда-нибудь недавно Оками-сан?
— Он поддерживал кое-какие деловые контакты с друзьями на Мурано и иногда посылал меня туда.
— Хорошо. Уже какая-то зацепка.
— Боюсь, не самая лучшая. У Оками-сан там слишком много приятелей. К тому же островок небольшой. Все рыбаки знают друг друга. Я не поверю, что кто-нибудь сможет его там спрятать.
— Что еще вы видите на фото?
— Я нахожусь в храме Сан-Белизарио.
— Верно. Не мешает пройтись туда.
Им понадобилось всего двадцать минут, чтобы добраться до Кампиелло ди Сан-Белизарио. Их путь пролегал через еврейский квартал, о котором Николас слышал, что это самая бедная часть города. Николасу же больше бросилась в глаза какая-то суровая простота, но в этом не было ничего удивительного. По сравнению с дворцами и храмами, построенными в готическом в византийском стилях, жилые дома и синагоги этого квартала были лишены вычурности. Но пенять людям за то, что роскошь и богатство у них не лезет из всех щелей, могли только те, кто имел весьма относительное представление об исторической обреченности евреев к вечным миграциям и необходимости приспосабливаться к условиям жизни других наций. Даже в самой священной для евреев книге, Торе, содержится предупреждение против публичной демонстрации своего благосостояния.
Здесь, вне готических и византийских древностей, чувствовалось биение пульса живых людей. Груз веков в этом квартале ассоциировался с белоснежным полотном, вытканным изображениями их бесконечных странствий.
Небольшая площадь Сан-Белизарио была пустынна. Лишь на противоположной от храма стороне какой-то изможденный старик взглянул на них, улыбнулся и тут же исчез за деревянной дверью.
— Одно могу с уверенностью сказать: за нами никто не следил, — сказал Николас. — Что же касается вопроса, там ли Оками-сан, то...