Каюр
Шрифт:
Да, я что-то и писал насчет этого, но не столь выспренне.
– Человечеству пришлось потужиться над программой продления жизни, под страхом смерти смерть поправ. ППЖ - великий, эпохальный макросдвиг в истории цивилизации. Однако это не отменило проблемы выживания человечества. Эволюция посредством смены поколений, похоже, себя изжила. А вместе с тем и накопление негативного генетического груза прекращено, который взваливали на нас тсячелетиями: болезни, мутации, депрессии, прочие сдвиги. Неумирание - один из способов поддержания демографии на критическом уровне. Нам предлагают покончить с бренным существованием, отказаться от белковых носителей, превратиться в электронный субъект. Можно, видимо, базу активировать таким образом, чтобы она стала размышлять, бояться, получать сенсорные удовольствия.
Я почувствовал, что мы вплотную подошли к истинной цели нашего перфа.
– Да, - сказал Гартамонов.
– Цель - конечно же, микс. Наконец, когда вы посвящены, я могу это вам объявить без околичностей.
– У нас всё по-взрослому?
– спросил я.
– Не хотелось бы, чтоб вы продолжали держать меня возле себя в дураках.
– Дать вам честное слово? Могу. Хотя вы и сами должны понимать, что мне далеко не все равно, с кем спариться. Все осознанно и серьезно. Вряд ли найдется во всем человечестве более продвинутый проводник, чем вы.
Я бы мог назвать ему не менее продвинутого - Джякуса, да тот отошел от дел. Хотя может быть еще и назову. И призову - режиссер-постановщик, все-таки. Правда, в балете. Я понял, что соглашусь на предложение Гартамонова - из одного только любопытства.
– Да и вы, вооруженный дружбой со мной, можете достичь большего. Особенно в свете того, что я вам изложил, - продолжал он.
– Да, а где мой директор?
– спросил я.
– Импрессарио, помощник, догонщик, сорежиссер? На звонки не отзывается, и сам не выходит на связь.
– Может быть, ему просто захотелось побыть одному?
– предположил Гарт.
– Я без него, как без рук. Верните мне его. Иначе сеанс не состоится.
– Мы его у вас не похищали. Но, конечно, найдем и, конечно, уговорим его вернуться к вам.
– Он остановился перед одной из своих картин: девушкой на курьих ножках.
– Эти часы не честны со мной, крадут по минуте от часу.
Тут я впервые обратил внимание, что картина представляет собой закамуфлированный циферблат. Часы показывали 19:44. Я машинально взглянул на свои: семь пятьдесят две. То есть подводили их восемь часов назад. Где я был, что я делал в полдень?
Гарт, вероятно, давал понять, что разговор окончен. Мы одновременно развернулись и направились к двери.
– Или может быть, станете жить здесь?
– спросил он, когда мы переместились в зал, который тогда еще показался мне танцевальным.
– Нет? Вадим, подкатывай свою потаксушку, - сказал он в телефонную трубку.
–
– Кстати... Что у вас в запертом зале?
– спросил я.
– Обязательно покажу в свое время. Вот закрепим контракт. Много любопытного вам предстоит узнать, друг мой.
Он сдал меня с рук на руки Вадиму. Странно, но на таксиста я зла не держал.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ЗАМОК
Быть чем-то одним неизбежно означает не быть всем другим, и смутное ощущение этой истины навело людей на мысль о том, что не быть - это больше, чем быть чем-то, что в известном смысле это означает быть всем.
(Борхес)
Я, как и всякий пытливый мой современник, иногда спохватывался и задавался вопросом: да жив ли тот первоначальный субъект во мне? Может быть, сокровенная герметическая цепочка оборвана, моя нынешняя индивидуальность сфальсифицирована, и новый, всё возрождающийся я (или тот, кто выдает себя за меня) - это всегда другое лицо? Время течёт себе и течёт, и никому из нас не суждено войти в него дважды?
Так кто я, Грим Восемнадцатый? Насколько идентичен Гриму Первому, написавшему ряд новелл и романов? Тому, что был умерщвлен вивисекторами в Кукурузных Полянах?
Человек меняется со скоростью поглощаемой им информации. Между Восемнадцатым и Первым минуло полвека. Вот на всю эту информацию мы и различны. Ну а внутренние ощущения? Что объединяет нас, Восемнадцатого, кому шарашка лишь эпизод, и Первого - для которого этим эпизодом существование и закончилось?
После каждой реинсталляции мне казалось: пролонгация состоялась, самоидентификация налицо. Я не вел дневников, но время от времени фиксировал события своей жизни на различных носителях: прятал в своем ящике, отдавал на хранение надежным серверам. Еще будучи пленником Силзавода, я оставлял биографические метки в своих рассказах, которые и сами по себе такими метками для меня являлись. Я тайком от своих терапевтов сверял их с теми, что оставались во мне, и различий не находил. Тщательная интроспекция не выявляла значительных дефицитов, провалов и искажений. Помню все предыдущее и предшествующее.
Терапевты в свою очередь рядом тестирований каждый раз подтверждали сохранение идентичности. Мол, моя предсмертная конфигурация соответствует вновь обретенной. А равно и внутренний мир.
Но самый верный критерий, утверждали они - моя личная волновая функция, присущий мне с рождения фанк. Раз фанк по воплощении тот же, значит и преемственность моей личности налицо. Это настолько общеизвестно, что даже обсуждению не подлежит. Хотя я бы все-таки пообсуждал. Но может быть, позже.
Однако более всего этого меня убеждало другое.
Одна судьба не выпадает дважды. Разным людям, я имею в виду. Безличная шопенгауэровская воля, проявляясь во мне, приобретает именно мой характер. И как бы я ни пытался сойти с предназначенного пути, всё равно возвращаюсь в русло судьбы. Проецируя события и чаяния моего первого прошлого на ось времени, в конце которой сейчас нахожусь, я вижу себя тем, кем, смутно догадывался, буду, несмотря на все преграды людей и обстоятельств, да и личный скепсис тоже.
Например, в силу склонности к сочинительству всяческой небывальщины я в своё время фантастом стал. Причем, к некоторому моему изумлению кое-какие прогнозы стали реальностью, а главное, я стал частью, можно даже сказать, персонажем - и не из последних - собственного вымысла. В то же время профессия писателя мне казалась не вполне мужественной, и судьба, пусть и не в первой жизни, но подбросила мне возможность проявить себя в ином качестве. Я поступил в спасатели - подразделение, подчиненное министерству по чрезвычайным ситуациям и позднее реорганизованное в демографический департамент. Точнее, в приданный ей антитеррористический отдел. И не моя вина в том, что особой храбрости бойцам с террором теперь не требуется: дальше смерти не убьют, а смерть - явление временное. Как с ней ни заигрывай, ни флиртуй - всю жизнь будешь живой. Однако меня, как всё живое и мыслящее, всегда тревожило: что - там? И вот обстоятельства в лице Джуса и Джякуса обернулись так, что я овладел наиболее соответствующей этому интересу профессией. Хотя ныне в силу некоторых причин параллельно вернулся к первой.