Казачий край
Шрифт:
– Где отряд?
– еле слышно шепчет он.
– Ушел к Каменской.
– Кто еще с нами?
– Из нашего отряда никого.
– А люди вокруг?
– Это Греков со своими.
На мгновение полковник замолкает, судорожно сглатывает, а я подношу к его губам предусмотрительно протянутую фельдшером флягу с уже подогретой водой. Полковник делает пару глотков и задает еще один вопрос:
– Где мы?
– В двух километрах от Калитвенской.
– Слева или справа?
– Справа.
– Отлежаться надо... там, на окраине станицы... дом стоит... крыша черепичная... дядька
Чернецов снова теряет сознание, а я, сам себе говорю:
– Понял, командир.
Вскоре фельдшер начинает свою работу, отдирает запекшуюся тряпку, которую я наложил полковнику на рассеченный бок, промывает рану и начинает латать дыру в теле Чернецова. Дело свое он знает хорошо и уже через пятнадцать минут, операция в полевых условиях окончена. Так и не пришедшего в себя полковника, грузят на закрепленную меж двух коней попону, и я объясняю Грекову, что еще одного перехода командир не выдержит и его необходимо спрятать у людей.
Рассвет уже недалек, время поджимает, и десяток всадников широким наметом вдоль речного берега идет к Калитвенской. Дом с черепичной крышей находим не сразу, солнышко только показывается из-за горизонта и еще не развиднелось. Однако один из партизан все же находит дом Чернецовского родственника и, зайдя с огорода, под лай двух здоровых дворовых псов, которые сидят на цепи, я стучусь в небольшое окошко.
Первое что слышу, это шум передергиваемого затвора. Сам хватаюсь за пистолет, потертый "наган", обменянный у грековцев на "маузер", и слышу скрипучий голос:
– Кого там черти принесли?
– Я от Василя.
– Какого Василя?
– Чернецова.
– Ох, ты...
– в доме что-то с грохотом падает на пол, открывается входная дверь и передо мной стоит невысокого роста встревоженный пожилой человек в одном нижнем белье, накинутом на плечи полушубке и с карабином в руках.
– Что случилось?
– Ранен он, сейчас без сознания, но говорил, что у вас можно пересидеть.
– Он далеко?
– Нет, за огородом.
– Что с огорода зашел, то правильно. Тяни его во флигель, - двоюродный дядька Чернецова, которого, как я позже узнал, звали Ефим, указал на небольшую постройку во дворе.
Сказано-сделано, с помощью партизан затянул полковника во флигелек, где уже топилась печка, распрощался с Грековым, помог Ефиму замести следы подков у плетня, и так началась наша подпольная жизнь. Ночь во флигеле, а день в подвале, и так две недели подряд. Как нас никто не обнаружил, до сих пор удивляюсь, а с другой стороны, если в Калитвенской все, как и у нас в Терновской, то своих, а Чернецов был именно из таких, не сдадут, и здесь не важно, за кого ты воюешь. По крайней мере, на начало Гражданской войны, дела обстояли именно так.
Полковник шел на поправку быстро. Все же здоровья в нем было много, на вторые сутки уже более-менее оклемался и перестал терять сознание, на пятые уже сидел и самостоятельно ел, а на десятые, когда пришло известие о самоубийстве атамана Каледина, решившего, что своей смертью он сможет отвести от родной земли беду, ходил и рвался в бой. Пришлось серьезно переговорить с ним, благо, времени свободного предостаточно, и объяснить, что спешка сейчас не нужна, а необходимо привести себя в нормальное состояние
"Долой гражданскую войну с берегов Дона".
(Обращение полкового комитета 32-го Донского казачьего полка).
Граждане казаки Усть-Медведицкого, Хоперского и Донецких округов!!!
1. Пробил час, когда мы должны исправить страшную ошибку, содеянную нашими делегатами на Войсковом Кругу!..
Эта ошибка стоила многих тысяч человеческих жизней, и если мы теперь же не станем на путь ее немедленного исправления, то прольются еще потоки человеческой крови и десятки тысяч человеческих тел покроют наши родные степи!.. И вместо благословения земля наша пошлет нам проклятие!..
За кого?!. За что?!.
Всмотритесь вокруг: война на внешнем фронте умирает, а сыны ваши и внуки стоят мобилизованными, вместо того чтобы налаживать плуги и бороны ввиду приближающейся весны. Хозяйства рушатся, и страшный призрак голода грядет в наши хаты. Бумажных денег у нас много, но какая им ценность?! На что они нужны?!
Жизнь в стране замерла окончательно из-за гражданской брато-убийственной войны, цель которой от вас скрыта и не для всех понятна.
Так вот, всему этому нужно положить конец, теперь же, в феврале месяце, чтобы с наступлением весны на Дону настал мир и тишина и вольный пахарь - гражданин, забросив далеко оружие истреб-ления человека человеком, обратился бы к делу, которое благосло-вил Бог.
Горячие лучи весеннего солнца, и веселая звонкая песнь жаворон-ка - этого вечного спутника пахаря - смягчат душу его, на которой так много невольных грехов братоубийства, совершенных в эту про-клятую войну в угоду помещикам, капиталистам, генералам, дворя-нам и учителям, проповедникам "мира и любви" - попам. Да не обидятся они на нас за это: бревно это давно у них в глазу!..
2. Отцы и деды, потомки когда-то свободолюбивого и вольного Дона! Ваши сыны и внуки 3-го, 15, 17, 20, 32, 34, 37, 49 и 51-го Донских казачьих полков, сыны и внуки 3-го батальона и других частей вернулись с полей брани в родные хаты, но что они нашли?!
Не мир и тишину, а брань, горшую, чем пережили на фронте.
Все они в один голос кричат: "Долой генерала Каледина, его помощ-ника Богаевского, членов Войскового правительства Агеева, Елатонцева, Полякова, Игумнова и других!!" Долой контрреволюционное Войско-вое правительство!..
Отцы и деды!.. Разве вам этих тысяч голосов ваших сыновей и внуков мало?!
Тогда позвольте спросить вас - с кем вы собираетесь жить и доживать свой век?.. С теми, кто по крови вам родной, или с генералом Калединым, его товарищем Богаевским, которым вы нужны, как глухому - обедня?..