Казачья доля. Первый чеченский след. Часть 2
Шрифт:
– Прошу прощения, но соизволением божьим здесь, в этой комнате, из людей убиенный один этот несчастный ребенок, других людей больше нет, – ответил я, вытирая свои сабли от крови.
Вошли несколько человек, они аккуратно обернули тело ребенка тканью и вынесли. Вошедший врач подошел к девушке, он наложил ей на грудь бинты, аккуратно положил на носилки. Подошли жандармы и, подняв носилки, двинулись к выходу. Проходя мимо человека в черном, девушка взяла его за руку. Человек вздрогнул и опустился ниже к девушке.
– Они его живьем жарили, медленно, – сказала девушка и сильно зарыдала.
Человек в черном еще раз прошелся по жуткой комнате. Подойдя ко мне, сказал:
–
Мы поднялись из подвала. Наверху все готовилось к поджогу. Повсюду бегали жандармы, хватая все ценное, что можно унести. У входа стоял маленький, невысокого роста, человек. Его лицо было сильно испугано происходящим. Это был хозяин дома Качмасов. Его черные щеки казались небритыми. Маленькая, худая шея, казалось, вот-вот сломается. В глазах застыл страх за свою жизнь. Он работал в прокуратуре и прославился тем, что мог посадить любого человека по ложному обвинению. Дом подожгли, хозяин заметался по дому, ища спасения, но его закрыли в комнате и оставили гореть. Наша карета стояла рядом с каретой людей из прокуратуры. Двое в черных костюмах, видно, поджидали нас у кареты. Мы поравнялись с ними.
– Князь Трубецкой, – представился тот, что был главным.
– Начальник Ростовской жандармерии Астахов.
– Профессор Петербуржского военного университета Кочетов.
Князь вопросительно взглянул на меня.
– Есаул Абрамов, – сказал я.
– Спасибо тебе, есаул, ты сделал нашу работу. Мы за ними следили с самого Петербурга. У кого служишь?
– В армии генерала Евдокимова.
– Я с ним знаком. Как служба?
– У него два георгиевских креста, – сказал Галя, выглядывая из кареты.
– Да, парень геройский, я срочно отпишу генералу, будет тебе третий крест, – он постучал мне по груди, – спасибо тебе, есаул.
Князь пожал мне руку, сел в карету и поехал. Мы также сели в карету и поехали домой. Я чувствовал на себе недобрый взгляд профессора, но не мог понять, почему он на меня злится. Ведь все прошло хорошо, Галю спасли. Начальник полиции тоже ехал молча, поглядывая в окно. Карета остановилась, я вышел, на меня сразу набросилась Даша. Она всю ночь провела на улице, ожидая нас. Профессор вышел из кареты и быстро вошел в квартиру. Мы с Дашей тоже хотели войти, но он перед нашим носом закрыл дверь.
– Что с ним? – спросила удивленно Даша.
– Просто расстроился, переживал старик, – успокоил Дашу Астахов, – пойду возьму водки, надо нам расслабиться.
Мы с Дашей поднялись к себе в квартиру. Я повесил свои сабли опять на стенку. Помылся. Даша приготовила на стол, тут и пришел Остахов с четырьмя бутылками водки.
– Я сейчас заходил к профессору, Галя мне открыла, а он не пустил меня и на порог. Не понимаю, что с ним, – сказал Астахов. В дверь без стука вошла Галя.
– Представляете, вы меня спасли, а папа не хочет вас видеть.
– Почему? – спросила Даша.
– Не знаю, он не говорит. Просто молчит и все. Может, пойдемте к нам и все вместе разберемся, – сказала Галя.
– Это правильно, – забирая водку со стола, сказал Астахов, – пойдем к профессору, пусть объяснится, за что он на нас злится.
Кочетов сидел за столом. перед ним был большой графин водки. Он косо на нас посмотрел, но промолчал.
–Иван, я требую от тебя объяснений, почему ты нас не хочешь видеть, и за что на нас злишься, – садясь за стол, спросил Астахов.
Профессор оглядел меня, Астахова, потом сердито начал:
– Я все понимаю, они – изверги, у меня даже нет таких слов, что в полной мере их охарактеризуют.
– Иван Сергеевич, разве не вы нам рассказывали про те злодеяния, которые они вытворяли в Петербурге? Разве не вы рассказывали, что им удалось уйти от ответственности безнаказанно, продолжая сеять зло по всей стране? Они и в этот раз ушли бы от суда. И продолжали бы жарить детей, – я кричал на профессора, как будто это он был моим учеником. Он молча слушал меня, не перебивая.
– Чем виновен тот ребенок, которого они хотели съесть? А если бы их так же не церемонясь, убили еще в Петербурге, то скольких людей можно было спасти?
Профессор смотрел на меня не моргающими глазами. Когда я закончил, он налил себе в кружку водки и залпом выпил. Я оглянулся. На стуле сидела Даша и горько плакала, спрятав лицо в ладони. Ее успокаивала Галя.
–Что с тобой, Дашенька? – спросил я.
– Они что, жарили ребенка? – спросила она, поднимая голову.
– Да нет, Дашенька, это я просто, к слову.
В этот день начальнику жандармерии еще три раза пришлось бегать за водкой. Но снять стресс так и не смогли. И убедить профессора мы тоже не смогли. Но хорошо хоть, что помирились.
С того дня прежних, хороших, дружеских отношений меж нами не было больше никогда. Мы хорошо общались, но дружбы не было. Астахов перестал заходить к профессору, по вечерам мы перестали заниматься оружием, Иван Сергеевич перестал интересоваться тем, что может наносить человеку вред. Мы с Дашей стали проводить больше времени у себя в квартире. Галя, дочь профессора, долгое время пыталась нас помирить, наладить прежние отношения, но безуспешно.
К осени она уехала в Петербург, домой. С отъездом этого маленького, доброго человечка стало совсем скучно. Деньги графа Дюжева продолжали регулярно приходить на разработку оружия и нам с Дашей на жизнь. Мы хотели жить, как можно скромнее, чтобы не тратить много денег графа. Но Даша стала водить дружбу с соседскими дамами, которые на красивых нарядах были просто помешаны. И деньги графа потекли рекой к владельцам модных магазинов. Я несколько раз просил Дашу не тратить много денег. Ведь эти деньги принадлежат не нам, а графу. Она мне обещала, но стоило зайти к нам ее подружкам и сказать, что в магазине появились модные платья из Петербурга, она тут же удалялась. Мне было очень неудобно перед графом, потому что деньги уходили большие, и я решил написать письмо Дюжеву о том, что профессор перестал заниматься разработкой оружия и про то, как Даша тратит его деньги, и чтобы он перестал высылать нам так много. Но, к моему удивлению, денег на следующий месяц пришло еще больше. Вскоре пришло письмо от Дюжева, он писал: «Здравствуй, друг Николай! Получил твое письмо и не понял, в чем твоя тревога – о женских нарядах, ведь Дашенька очень красива, молода. Ей просто необходимы красивые наряды. И не смей ее в чем-то ограничивать. Я хочу, чтобы она хорошо общалась в высшем обществе. По окончании войны на Кавказе я хочу с вами поехать в Петербург, познакомить Дашеньку с ее родственниками. Но для этого надо, чтобы и ты умел себя вести в высшем свете. И хорошо бы тебе купить хорошую дорогую одежду. Я уверен, что ты до сих пор ходишь в казачьей форме. Ну, вот и все, что я тебе хотел написать. У нас тут полный курорт. В бой нас так и не пускают. Спим целыми днями, не могу казаков на месте удержать. Пьянки, гулянки каждый день. Богдан передает тебе большой привет. Ну, все, до свидания. Всем привет. ДЕНЬГИ НЕ ЖМИ – 11.12 .1858 г».