Казак М.С. Краснов пленник за службу Чили
Шрифт:
Другой офицер — по имени Дэннис, ответственный за охрану казаков генерала Шкуро, тоже оставил своё свидетельство: «В круг моих обязанностей входила организация жизни казаков в лагере, где они были размещены, и я ежедневно проводил многие часы в их компании. При посредничестве одной венгерской переводчицы, я установил отличные отношения с этими замечательными людьми. По вечерам они предлагали нам замечательные конные спектакли. Эта идиллическая ситуация длилась две или три недели после капитуляции».
Ещё один очевидец — казак Александр Шпаренго, вспоминает, в какой форме англичане поддерживали их иллюзии: «Мы узнали
Казакам не оставалось ничего больше, как только верить в такие, распространяемые повсюду, слухи. Были разговоры об отзыве персонала английского и американского посольств из Москвы, и что это означало преддверие новой войны. Для казаков это было лучшим, что могло бы случиться. Как союзники Запада, подтвердив свою высокую военную репутацию в боях, после достижения победы, в вознаграждение, они смогли бы получить земли своих отцов.
Пока подразделения наивно верили в эти иллюзорные проекты, казачьи командиры не оставались в бездействии.
9 мая генерал фон Паннвиц отправил одного из своих офицеров с письмом для вручения британским военным властям. В нем он прямо указывал, что «передача казаков в распоряжение Красной Армии будет иметь для них страшные последствия, так как советское правительство ранее выступало с угрозами их тотального уничтожения как рода».
Англичане приняли посланника фон Паннвица очень заносчиво и не дали никакого ответа.
Но через несколько дней английский генерал Мюррей имел откровенный разговор с фон Паннвицем и его офицерами, в ходе которого сообщил им, что передача все казаков в СССР «есть действительность более чем явная». Перед лицом надвигающейся катастрофы, фон Паннвиц сказал своим офицерам, что они свободны принимать наиболее подходящее для них решение, но сам он останется на своём посту. Он считал своим долгом опекать казаков, находящихся под его командованием и избравших его атаманом, и был готов разделить с ними их участь. Таков был моральный уровень человека, который, будучи немцем, смог завоевать сердца казачьего народа.
Между тем, атаман Краснов написал два письма фельдмаршалу Александеру, с которым он ранее был знаком. Но тоже не получил никакого ответа. Кроме того, писал он на имя короля Георга VI, католического Папы, а также королю Югославии Петру, по той причине, что многие покинувшие Россию после гражданской войны казаки имели югославское гражданство. Никто из них ему не ответил. Николай Толстой, в своём исследовании «Секретная Война Сталина» (Nikolai Tolstoy, Stalin's Secret War, London, 1981), раскрыл подробности деятельности британских властей тех времен. Он указывает на то, что все письма атамана Краснова были перехвачены, и ни одно из них не дошло до адресата.
Правда, фельдмаршал Александер тоже оставил своё мнение по этому поводу. 18 мая он обратился в штаб-квартиру британской армии, запрашивая инструкции. В письме он указывает на свою озабоченность «в связи с участью, которая ожидает казаков у них на Родине».
В конце концов, 26 мая к фельдмаршалу Александеру прибыл генерал Кейтли, с приказом от командования
Мы уже знаем, что английский премьер-министр подписал секретное Ялтинское соглашение. К тому же, наиболее убежденным поклонником Сталина в английском правительстве являлся английский министр иностранных дел сэр Энтони Идеи. Он утверждал, что «Сталин — человек, который никогда не нарушит своего слова» и чтобы ублажить его, готов был сдать столько людей, сколько будет возможно.
Ещё до получения официального приказа о выдаче — неожиданно, без предварительного объявления, лагеря объехал грузовик с вооруженными людьми, который увез все сбережения казаков и их семей: приблизительно 6 миллионов немецких марок и ещё некоторая сумма в фунтах стерлингов. Это был первый сигнал, чрезвычайно озадачивший казаков.
Сам приказ о выдаче казаков пришел от военных властей с большими предосторожностями. Например, когда полковник Малколм, командир майора Дэвиса, проинформировал последнего о его содержании, тот не мог сдержать своей реакции: «Я буквально упал», — признавался он позднее лорду Бетеллу. «Это шло вразрез со всем тем, что мы всё это время говорили казакам. Я объяснил моему начальнику, что все эти недели я был другом для казаков, служил для них своеобразным гидом и советником, отвечал на их вопросы, успокаивал, развеивал сомнения и уверял их, что никто не думает репатриировать их насильно. И теперь, перед очевидностью врученного мне приказа, я считаю моим долгом подать в отставку. Я потерял свой авторитет».
Полковник Малколм холодно ответил ему, что это не подходящий момент для подачи в отставку. Он, и только он, должен будет зачитать приказ казакам. Он же будет нести ответственность за выполнение всей операции. Все это как раз потому, что он завоевал доверие казаков, и нет никого другого, кто смог бы заменить его в этой ситуации. По мнению Малколма, необходимо было сохранять спокойствие среди казаков до последнего момента, даже если для этого нужно будет прибегнуть к обману. Таков был приказ.
Первым обманом стало объявление о приглашении всех казачьих офицеров на совещание с фельдмаршалом Александером, запланированное на 28 мая неподалеку от лагерей — в Обердраубурге. Было сказано, что все они возвратятся вечером того же дня.
Некоторые офицеры были удивлены массовостью этой встречи — их было более 2.000 человек, — но их уверили в непременной необходимости поездки. На следующий день большинство офицеров, одетых по парадному, ожидало прибытия грузовиков. Те из них, кого провожали семьи, уверяли своих родных, что возвратятся к вечеру. Здесь были и все Красновы, так как в Лиенце находились и Лидия Федоровна — жена атамана Петра Николаевича Краснова, так и Дина — девушка, недавно вышедшая замуж за генерал-майора Семёна Краснова. Самый младший в семействе — Николай Николаевич, стараясь казаться спокойным, сказал своей жене: «Я вернусь сегодня вечером и ты приготовишь мне яичницу». Он стремился её убедить в том, что все в порядке, но, скорее всего, одновременно убеждал в этом и себя.