Казаки в Персии 1909-1918
Шрифт:
Русские офицеры-инструкторы после награждения орденом Льва и Солнца 2-й степени и лентой сартина 2-го ранга становились генерал-майорами, а после награждения орденом Льва и Солнца 1-й степени с лентой мир пенджа — генерал-лейтенантами. Начальник дивизии имел чин сардара — маршала.
Казаки поступали на службу в бригаду добровольцами, по вольному найму, из разных местностей и племен Персии. Жителей Тегерана принимали в ограниченном числе и по особой рекомендации, с поручительством офицеров и родственников. Более половины казаков вербовались среди горных кочевников — курдов шахсевен, луров, бах-тиар из Ардебиля, Буруджира, Сенне, Соуч-Булаха
Поступающие в конницу должны были иметь своего коня. Орркие, обмундирование, седла — все казенное. Контракт при поступлении на службу не заключался, командир бригады, как уже говорилось, мог в любую минуту рассчитать казаков; они же не могли уволиться из бригады по своему желанию до старости или до расстройства здоровья. Персидским казакам устанавливался ежегодный двухмесячный отпуск с сохранением половинного жалованья.
Сроков для производства в следующее звание не устанавливалось, все зависело от личных заслуг. Вместе с тем полученное звание не влекло за собой изменений в служебном и материальном положении, как и у офицеров, так как большое число начальствующих лиц не соответствовало строевому расчету.
Главным, что привлекало казаков в бригаду, являлось не жалованье, а социальное положение и безопасность их семей и имущества
– ЗА----------
от произвола персидских властей. Принадлежать к «казак-ханэ» (Казачьей бригаде) было большой честью. Единственная строевая часть в Персии, строго выправленная, аккуратно выплачивающая жалованье, приобретшая громкое имя — бригада, еще и защищала казака. Никто не осмеливался приставать к нему с поборами и взятками, потому как знали, что русский полковник немедленно разберет дело и взыщет с виновных.
Три десятилетия работы русских инструкторов сделали бригаду в строевом и дисциплинарном отношении вполне европейской воинской частью. Молодцеватая выправка, отдание чести, смелая и непринужденная посадка напоминала полки русской кавалерии. Казаки посажены на крепких, выносливых коней среднего роста, лошади сохраняли силы после продолжительного галопа — любимого аллюра персидской конницы. Если сомкнутый строй бригады уступал русским драгунам по равнению и быстроте и чистоте перестроений, то действия лавой и одиночные всадники выделялись лихостью и быстротой движения.
Джигитовка в бригаде была поставлена отлично, как и рубка и фехтование. Не только молодые казаки, но и старшие офицеры проделывали самые трудные упражнения легко и чисто. Хуже обстояло дело со стрельбой вследствие малого запаса патронов и экономного их расходования.
Артиллерия неплохо маневрировала, персы работали при орудиях спокойно, без суеты и достаточно ловко. Стрельбы почти не производились — опять же из экономии.
Добросовестно обучался пластунский батальон: прикладка, ротные учения и ломка строя производились чисто, стрельба велась на дистанцию 200 и 400 шагов. Караульная слркба неслась образцово, с полным сознанием ее важности.
К занятиям офицеры и нижние чины относились в высшей степени внимательно, не пропуская ни одного слова из объяснений инструкторов. Назначенные из пластунского батальона в пулеметную команду казаки успевали изучить совершенно
Казаки настолько заинтересовались новым родом оружия, что на занятия являлись даже те, кому совершенно не было приказано, например коноводы на наводку. Приходили добровольно, сменяясь для этого с постов в караулах и после занятий отстаивая пропущенную смену.
О смотре в 1908 году шахом бригадной пулеметной команды свидетельствовал русский военный агент:
«...Менее чем в тридцать секунд натренированные стрелки успели выстроить пулеметы на линии огня, поднести ящики с патронами и отвести коней.
— Готово, — доложили шаху.
— Как быстро! — удивился Магомет-Али. — Стреляйте.
— По мишеням, восемь!
Номера засуетились и замерли.
— Батарея — огонь!
Трескотня четырех пулеметов длилась не более десяти—пятнадцати секунд. Усыпанное обломками кирпича поле все дымилось от взлетавших при рикошетах облачках желтоватой пыли. Мишени падали одна за другою при одобрительных восклицаниях самого шаха и толпы зрителей. Наконец упала последняя мишень. Огонь моментально оборвался.
— Отлично, — проронил шах, направляясь к батарее. За ним двинулась свита.
— Откинь замок, — во избежание несчастного случая, скомандовал Сады-хан, успевший прийти в себя и гордый первым успехом.
Шах остановился на высоте первого пулемета. Солнце блистало на брильянтах его пуговиц, золотых погонах, украшенных тремя дивными изумрудами в брильянтовых оправах и роскошном алмазном султане. Сбоку висела кривая сабля в золотых ножнах, вся покрытая брильянтами...
В этот день шах был в лучшем настроении, улыбался, разговаривая с полковником и одобрительно поглядывая на команду. Несколько слов было им сказано по-русски.
Вторая стрельба была еще удачнее первой. Сады-хану посчастливилось взять правильный прицел, и менее чем в десять секунд цель повалилась на землю.
Шах остался в высшей степени доволен и, подозвав полковника Ляхова, вступил с ним в оживленный разговор.
Через две-три минуты шах подошел к первому пулемету... Генерал доложил его величеству, как производить наводку и открывать огонь.
Заинтересованный пулеметом, шах быстро откинул в сторону свою драгоценную саблю, опустился на сиденье треноги, навел заряженный заранее пулемет на отдельную мишень в рост и нажал спусковой рычаг. Мишень немедленно упала.
— Хорошее оружие! — поднялся шах. — Быстро обучена батарея и очень хорошо, — обратился к начальнику команды Магомет-Али, — прикажите вьючить.
Сады-хан подозвал коноводов. Посмотрев на расторопное навью-чиванье, шах в последний раз выразил свое удовольствие полковнику и просил передать команде «аннам», по туману на человека. Смотр окончился...»634
До открытия бригадной школы, а затем и кадетского корпуса офицеры, произведенные из нижних чинов, военного образования не получали и довольствовались знаниями простого урядника, не окончившего учебной команды. В строевом и административном отношении они оставались хорошими исполнителями, но в отделах и отрядах бригады, где от них требовалась самостоятельность в отсутствие наставников — русских инструкторов, эти персидские офицеры терялись, их воинский дух был недостаточно высок.