Казаки. Между Гитлером и Сталиным(Крестовый поход против большевизма)

Крикунов Петр

Схема 1. Структура Казачьего союза в Париже. 1926 год.

Отличительной особенностью основной массы русских эмигрантов 20—30-х годов был не только горячий патриотизм, неподдельный и глубокий интерес ко всему, что происходит в России и за ее пределами, но также чрезвычайная политическая пестрота и накал политических страстей. А если учесть личные амбиции, честолюбие и тщеславие лидеров многих организаций, постоянные склоки и дрязги, характерные для эмигрантской жизни, станет понятно, почему белой эмиграции в общем и казачьей в частности так и не удалось достичь политического единства, несмотря на общее негативное отношение к советской власти и к политическому режиму в СССР.

Основные политические объединения и организации российской эмиграции 20—30-х годов можно условно разделить на 4 группы. Первая группа — левая эмиграция (республиканцы социалистического и демократического лагеря), в которую входили меньшевистская РСДРП, партия социалистов-революционеров и близкие к ним организации. Вторая группа — умеренные и правые республиканцы.

Это Народный союз защиты Родины и Свободы (савинковцы), Республиканско-демократическое объединение (РДО) во главе с П.Н. Милюковым и „Крестьянская Россия“. К третьей группе относились широкие слои эмиграции, так называемые непредрешенцы, то есть призывавшие не предрешать заранее, до свержения советской власти, форму государственного устройства в России. Форму должен был выбрать сам народ России через Учредительное собрание или другим способом. Среди непредрешенцев немало было скрытых монархистов и сторонников военной диктатуры. К ним относилась значительная часть политически активного казачества в эмиграции. Четвертая группа политических объединений в эмиграции — монархисты. Среди них выделялись врангелевцы, правые кадеты, конституционные монархисты, легитимисты. К типично монархическим относились Русский Общевоинский союз (РОВС), Национальный комитет, Высший монархический союз, Братство русской правды, Союз младороссов и др.

Для политических настроений казачьей эмиграции были характерны следующие черты. Во-первых, практически все казаки были приверженцами идеологии Белого движения и категорического неприятия политического режима в СССР. Вторая особенность состояла в том, что казачья эмиграция была расколота на различные политические течения, организации, группы и союзы, хотя заявлений о необходимости казачьего объединения на чужбине и попыток в этом направлении было сделано немало. Однако единства достичь так и не удалось. Полковник Терского казачьего войска Н.А. Бигаев отмечал в 1928 году: „Увы! — эмигрантское казачество разлилось на множество громко и на разные лады журчащих ручейков, не желающих слиться в единый „атаманский“ поток“ [22] . Третья особенность политических настроений казаков в эмиграции состояла в том, что значительная часть рядовой казачьей массы была очень далека от активной политической жизни, занята больше своими хозяйственными и бытовыми проблемами и до поры до времени не проявляла особой активности в борьбе с большевиками.

22

Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов н/Д, 1992. С. 76.

Несмотря на пестроту взглядов, в казачьей европейской эмиграции можно выделить три политических направления. Критерием для их выделения является отношение к проблемам государственного устройства, в том числе к месту и роли казачьих земель в составе Российского государства. В первое входили монархисты, сторонники П.Н. Врангеля, П.Н. Краснова, Общевоинского союза. Это наиболее правое крыло эмиграции преобладало в Югославии, Болгарии, было достаточно сильным среди казаков во Франции и Германии. Второе направление — умеренное — было представлено Объединенным советом Дона, Кубани и Терека, войсковыми атаманами этих казачьих войск [23] . Наибольшее число сторонников этого течения проживало во Франции. По многим вопросам они были согласны с казаками-монархистами. Третье направление — демократическое, антимонархическое, республиканское, которое впоследствии трансформировалось в крайне националистически-сепаратистское движение казаков-националистов, или самостийников (также их называли сепаратистами и пораженцами). Они выступали за создание „Великой Казакии“, простирающейся от Центральной Украины до реки Самары или даже до реки Эмбы, которая протекает в Актюбинской и Гурьевской областях современного Казахстана. Центром этого течения была казачья эмиграция в Чехословакии. Именно здесь активно действовали Союз возрождения казачества, Общеказачий сельскохозяйственный союз, Союз вольного казачества, Общество изучения казачества, „Литературная семья“ (см. схему 2).

23

Объединенный совет Дона, Кубани и Терека был создан в Константинополе в 1921 году (Белград 1922–1923, Париж 1924–1934) и просуществовал до 1934 года. Войсковыми атаманами Донского, Кубанского и Терского казачьих войск были соответственно: А.П. Богаевский, В.Г. Науменко, Г.А. Вдовенко.

Схема. 2. Политические течения в казачьей эмиграции в 1920 — начале 1930-х годов.

Монархически настроенное казачество в эмиграции объединилось вокруг своего признанного вождя — великого князя Николая Николаевича, двоюродного дяди Николая II, бывшего Верховного главнокомандующего русской армией в годы Первой мировой войны, а затем назначенного наместником на Кавказе и командующим кавказской армией. Для казаков-монархистов он был законным наследником российского престола. Все лидеры казачьего монархического движения стремились подорвать доверие казаков к избранным войсковым атаманам, к Объединенному совету Дона, Кубани и Терека. Наиболее отчетливо это проявилось в открытых письмах бывшего донского атамана П.Н. Краснова. Явно идеализируя политику царей династии Романовых по отношению к казачеству, П.Н. Краснов в одном из своих писем в 1924 году писал следующее: „Не надо забывать, что „деспоты“ сберегли казаков, как одну из лучших жемчужин Российской короны, в течение трех веков, а народоправцы (войсковые атаманы и правительства Дона, Кубани и Терека в 1919–1924 гг. — П.К.) размотали казаков ровно в три года так, что от них не осталось и самого звания“ [24] . В этом же письме он также заявил: „Если в России будет императорская власть, если в первые дни после свержения ига

коммунистов мы увидим во главе Русского освободительного движения Его Императорское Высочество Великого Князя Николая Николаевича, мы, казаки, можем быть спокойны: полная самостоятельность решать свои дела по своим желаниям, и земли, и недра земельные, и войсковые угодия за нами, казаками, и останутся. Только не расточили бы их наши выборные народоправцы, как прогуляли они войско и проиграли войну с красными. Но если появится в России опять народоправство, встанут черные тени Керенских, Савинковых, Черновых, Авксентьевых, Милюковых и им подобных, они во имя партийной программы, во имя общей справедливости так сравняют казаков с иногородним населением, что будет им не лучше, чем при коммунистах“ [25] . При этом у П.Н. Краснова и его сторонников явный монархизм сочетался с идеей защиты интересов казачества и даже создания казачьей автономии в рамках России.

24

Цит. по: Худобородов А.Л. Российское казачество в эмиграции (1920–1945 гг.): социальные, военно-политические и культурные проблемы. М., 1997. С 161.

25

Там же. Ук. соч. С. 162.

Генерал П.Н. Краснов неоднократно выступал со своими проектами решения казачьего вопроса в России (особенно на Дону), и, хотя эти предложения были заведомо невыполнимыми, они только усиливали его популярность среди простых казаков-эмигрантов, измученных лишениями и страданиями на чужбине. „Если казаки, — рассказывает об одном из таких предложений, изложенных П.Н. Красновым в очередном открытом письме от 17 октября 1921 года, умеренный казак И. Лунченков, — всецело доверятся ему и „низложат“ Богаевского, передав власть ему, Краснову, то он обещает в течение двух месяцев со дня вступления в атаманство возвратить всю казачью массу к родным станицам. И, раззадоривая истосковавшихся людей, приподнимает чуть-чуть завесу своей тайны — у него, Краснова, уже заключен договор с Северо- Американскими Соединенными Штатами, по каковому Америка немедленно вступает в переговоры с Советской Россией об оставлении советской властью территории Дона. Советская власть для прекрасных американских глаз, конечно, принимает предложение Америки и покидает Дон, а последний образует нечто вроде самостоятельного государства во главе с Красновым. Опытный шулер Краснов, понимая казачий практицизм, предусматривает в своем обращении даже мелочи: так, освободители — янки вместе с беглыми донцами и атаманом привезут Дону многие тысячи земледельческих орудий, самые лучшие отсортированные семена, породистый племенной американский скот и даже… настоящих американских наседок с настоящими американскими яйцами“ [26] .

26

Лунченков И. За чужие грехи. (Казаки в эмиграции). М. — Л., 1925. С. 162–163.

Вот еще одно очень характерное свидетельство о деятельности П.Н. Краснова в эмиграции в начале 20-х годов: „Огромным влиянием на казаков продолжал пользоваться инициатор создания станиц генерал Краснов. Он посылал циркулярные письма в станицы, намечая планы борьбы с большевиками, по преимуществу, фантастического характера, абсолютно невыполнимого. Но истерзанные последними испытаниями казаки верили в них. Краснов становился кумиром и в то время мог повести за собой казачью массу. Было желание у многих казаков избрать его Походным атаманом и поставить таким образом во главе зарубежного казачества“ [27] . Однако, несмотря на такую поддержку простого казачества, ему так и не удалось стать Походным атаманом Войска Донского, хотя и было несколько моментов, например в конце 1922-го — начале 1923-го гг. на Пловдивском съезде, когда П.Н. Краснов был очень к этому близок. Многие опасались, что П.Н. Краснов может ввергнуть казаков в авантюру, к которой призывал в своих многочисленных открытых письмах и статьях.

27

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 6473. ОП. 1. Д. 40. Л. 3.

Кроме сторонников П.Н. Краснова, среди казаков- монархистов за границей существовало течение врангелевцев во главе с командующим Донским корпусом, генерал-лейтенантом Донского казачьего войска Ф.Ф. Абрамовым. Монархизм этой группы был прикрыт лозунгом великой неделимой России, основные законы для которой должно было дать Учредительное собрание. У врангелевцев не было разработанной программы по казачьему вопросу, казаков они рассматривали лишь как слуг России, как свою военную силу, и будущее казачества как отдельного сословия с множеством привилегий их мало интересовало.

Умеренным политическим течением среди казачьей эмиграции, противостоящей как монархистам, так и демократическому крылу, являлись сторонники Донского атамана А.П. Богаевского, Кубанского и Терского Войсковых атаманов (В.Г. Науменко и Г.А. Вдовенко), Казачьего союза во Франции и Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, созданного 19 января 1921 года в Константинополе. Их политическая платформа строилась на началах народоправия, то есть в соответствии с волеизъявлением казачества и конституцией (по типу конституции Всевеликого Войска Донского 1918 года). Казачьи края должны были сохранять определенную автономию, самостоятельность, но в рамках единого Российского государства. Многие сторонники этого политического течения были федералистами.

Данное течение среди казачества за границей формировалось в обстановке нарастающего противостояния выборных атаманов Дона, Кубани и Терека с врангелевцами и монархистами. Суть противостояния заключалась в следующем. В 1920 году все атаманы признали П.Н. Врангеля Главнокомандующим русской армией, которому на время борьбы с советской властью добровольно подчинялись все казачьи части. Естественно, что Врангель крайне негативно воспринял создание Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, расценивая это как шаг к сепаратизму. Эти разногласия в дальнейшем только усиливались, исключая всякий шанс на консолидацию и объединение.