Казаки. Между Гитлером и Сталиным(Крестовый поход против большевизма)

Крикунов Петр

30-е годы XX века стали переломными в истории Европы и мира в целом. Нараставший экспансионизм и агрессивные планы германского фашизма и японского милитаризма неизбежно вели к международному политическому кризису и к угрозе мировой войны. Несомненно, все это очень сильно повлияло на уклад жизни и политические настроения русской эмиграции в целом и казачьей в частности. Во-первых, эмигрантам нужно было определить свое отношение к идеологии и политике итальянского и германского фашизма, а во-вторых, свое отношение к возможной будущей войне Германии и Японии против СССР, то есть либо занять оборонческую, патриотическую позицию, либо встать на сторону агрессора, быть пораженцем (желать поражения СССР в войне).

Первыми свои симпатии к фашизму высказали самостийники. Еще в 1929 году журнал «Вольное казачество» в двух номерах опубликовал большую статью «О фашизме», в которой говорилось: «Поучиться фашистским методам спасения государствами считаем необходимым, ибо они оказались блестящими. Тактика фашизма оказалась правильной и быстро привела к осуществлению поставленной цели. Из состояния разложения и распада фашизм, и именно фашизм, превратил Италию в цветущую страну». Далее в статье делался вывод, что больное итальянское общество вылечил доктор, а «фамилия этого доктора — фашизм» [43] .

43

Вольное казачество. Прага, 1929. № 46. С. 10.

В

середине 30-х годов казаки-самостийники в Чехословакии создали «Казачий национальный центр» (КНЦ) во главе с В.Г. Глазковым, который открыто ориентировался на гитлеровскую Германию, считая, что с помощью ее агрессивной политики можно уничтожить СССР, Россию, ненавистную «Московию», а затем создать независимую «Казакию». Именно эта организация проявила наибольшую активность в отстаивании идей казачьего сепаратизма и вела чрезвычайно активную антисоветскую деятельность. Так, например, еще 7 апреля 1939 года был издан специальный циркуляр «О сборе агентурных сведений об СССР»: «Необходимо немедленно, — говорилось в этом документе, — принять самые решительные меры, чтобы ничто, касающееся нашего противника СССР, не оставалось не использованным, чтобы все сведения о нем систематизировались и незамедлительно передавались в Прагу для дальнейшей обработки». Причем особенное внимание казачьи шпионы должны были уделять сбору и анализу следующей информации: «Настроения населения, отношение к власти… 5. Как живут казаки, сколько их и каких? Как к ним относится власть и они к ней? 6. Какие повинности казаков и населения казачьих областей? 10. Военные фабрики и заводы? 11. Какие пути сообщения, шоссе, железная дорога, пароходы?» [44] Неудивительно, что к этой небольшой (например, в Болгарии к 8 августа 1941 года насчитывался только 71 казак-националист) [45] , но чрезвычайно активной организации проявили повышенный интерес немецкие спецслужбы, чьи представители после захвата немцами Праги имели с Глазковым несколько бесед, во время которых пообещали ему определенную, хотя и негласную, поддержку.

44

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 110. Л. 1.

45

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 2. Л. 24.

Не сразу заняли прогерманскую, профашистскую позицию эмигрантские казачьи организации, стоявшие за возрождение национальной России. Тем более что государства, принявшие их на своей территории, — Югославия, Чехословакия, Франция — были в напряженных отношениях с Германией, а впоследствии и сами стали жертвами фашистской агрессии. Однако по мере усиления нацистского государства большинство казаков-эмигрантов посчитало, что из двух зол — сталинский СССР и гитлеровская Германия — меньшим злом все же является Германия. Казачья эмиграция, как и большинство белой эмиграции, оценивала СССР в духе Российского зарубежного съезда в Париже, который прошел в апреле 1926 года: СССР — не Россия и вообще не национальное государство, а русская территория, завоеванная III Интернационалом. Отсюда легко сделать вывод, что возможен (а иногда и необходим) союз с иностранными силами, в частности, с Антикоминтерновским пактом, для спасения России от власти коммунистов. Непонятно только одно: почему эта часть казачества не боялась, что Россия будет расчленена союзниками, а ее население планируется практически полностью уничтожить (что и озвучил Гитлер еще в 20-х годах в библии нацизма «Майн Кампф»)? Логика рассуждений этой части казаков- эмигрантов была примерно следующей: «Съесть Россию и превратить ее в колонию… не будет по силам и 80-миллионной Германии. Россия — не Чехия. Ведь подобное положение сделало бы из России нового непримиримого врага Германии, в последних же у нее и так недостатка нет… Если бы Германия… пошла бы по линии расчленения и удушения Национальной России, это было бы „против здравого смысла“» [46] .

46

Цит. по: Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. T. 1. С. 279–280.

Большинство казачьих организаций на чужбине не прислушались к предостережениям генерала А.И. Деникина о недопустимости для русских эмигрантов сотрудничества с Германией и участия в иностранном вторжении в Россию. Эту мысль он развил в декабре 1938 года в докладе на тему «Мировые события и русский вопрос». В частности, о задачах русской эмиграции в случае войны между Германией и СССР он сказал: «Наш долг, кроме противобольшевистской борьбы и пропаганды, проповедовать идею национальной России и защищать интересы России вообще. Всегда и везде, во всех странах рассеяния, где существует свобода слова и благоприятные политические условия, — явно, где их нет — прикровенно. В крайнем случае, молчать, но не славословить. Не наниматься и не продаваться. Мне хотелось бы сказать — не продавшимся, с ними говорить не о чем, — а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются идти в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи. Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному? В сделках с совестью в таких вопросах двигателем служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние. Отчаяние — о судьбах России. При этом для оправдания своей противонациональной работы и связей чаще всего выдвигается объяснение: это только для раскачки, а потом можно будет повернуть штыки… Такого рода заявления сделали открыто два органа, претендующие на водительство русской эмиграцией… Простите меня, но это уже слишком наивно. Наивно, войдя в деловые сношения с партнером, предупреждать, что вы его обманете, и наивно рассчитывать на его безусловное доверие. Не повернете вы ваших штыков, ибо, использовав вас в качестве агитаторов, переводчиков, тюремщиков, быть может, даже в качестве боевой силы — заключенной в клещи своих пулеметов, — этот партнер в свое время обезвредит вас, обезоружит, если не сгноит в концентрационных лагерях. И прольете вы не „чекистскую“, а просто русскую кровь — свою и своих напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее закабаления» [47] .

47

Цит. по: Лехович Д.В. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992. С. 320–321.

Политика гитлеровского руководства в отношении русской эмиграции, даже ориентировавшейся на нацизм, была двойственной. В первые годы после прихода Гитлера к власти лидеры национал-социализма нередко заявляли, что политика Германии не идет вразрез с интересами национальной России, а в 1936-м Гитлер даже провел прямое различие между Россией и большевизмом [48] . Однако в дальнейшем руководители Третьего рейха проводили все более жесткую политику в отношении русской эмиграции, ограничивая ее деятельность. Такая позиция нацистского руководства легко объяснима: Гитлеру не нужна была в будущем самостоятельная Россия, даже без коммунистов, и цели русской белой эмиграции ему были абсолютно чужды. Неслучайно в 1938–1939 годах в Германии были распущены многие политические, в том числе и профашистские, организации русских эмигрантов, а контроль за деятельностью эмигрантов полностью перешел к Управлению делами русской эмиграции во главе с генералом В.В. Бискупским,

которому подчинялись практически все организации. Во всех крупных городах были созданы так называемые опорные пункты, через начальников которых осуществлялось руководство действиями тех или иных, в том числе и казачьих, эмигрантских групп.

48

См.: Известия. 1936. 8 марта; Возрождение. Париж, 1936. 8, 12 марта.

Конечно, и среди казаков-эмигрантов были патриоты России, осуждающие германский фашизм, но они явно оказались в меньшинстве. Что касается основной массы казаков-эмигрантов, то они, как правило, занимали выжидательную позицию, лишь словесно поддерживая германскую политику (в условиях германской оккупации). Впрочем, германские власти от них большего и не требовали.

Положение в рядах зарубежного казачества осложнилось во второй половине 1930-х годов, в результате усиления раскола среди донских казаков, произошедшего в связи с борьбой за атаманскую власть после смерти А.П. Богаевского в конце 1934 года. В 1935 году специальный избирательный комитет провел выборы нового атамана. Основными претендентами были граф М.Н. Граббе и противостоящие ему генералы П.Х. Попов и А.В. Черячукин. Против М.Н. Граббе уже тогда выступали самостийники, а также группа В.А. Харламова, который собрал вокруг себя казаков-милюковцев. В голосовании участвовало 5200 донских казаков из разных стран рассеяния, и генерал-лейтенант граф М.Н. Граббе получил большинство.

В 1938 году истекли три года — срок, на который он был избран Донским атаманом, и граф предложил создать комиссию для новых выборов атамана. Вскоре эта комиссия действительно была создана — во главе с председателем Союза Донских артиллеристов Шульгиным. Вот как описал в июле 1940 года дальнейшие события представитель Донского атамана в Чехословакии С.В. Маракуев: «В то же время стали поступать приговоры станиц о том, что казаки не желают производить выборы и просят графа Граббе остаться на следующее трехлетие. Таких приговоров было подано около 200 из разных стран с 3500 подписями. Так как в голосовании 1935 года приняло участие 5200 казаков, то Комиссия сочла излишним и даже невозможным производить выборы и объявила гр. Граббе Атаманом на следующее трехлетие. Но самостийники, казакийцы и Харламовцы образовали свою избирательную комиссию, назначили кандидатом одного Попова, собрали за него, по их утверждениям, никем не проверенным, — 2400 голосов, и объявили его Атаманом. В этом действии все было противозаконно и произвольно, и ген. Попов отнюдь Донским атаманом признан быть не может. Приехав в Европу, он занял сразу положение „казакийца“ и украинофила, вследствие чего группа Харламова от него отреклась, так что он остался атаманом одних самостийников» [49] . Так начал углубляться раскол среди донского казачества за границей. Часть казачьих групп, станиц и хуторов, ориентирующихся на вольно-казачье движение, признала П.Х. Попова законным Войсковым атаманом, остальные продолжали считать атаманом М.Н. Граббе.

49

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 2. Л. 176.

В такой обстановке разброда, ругани и взаимных упреков встретила казачья эмиграция в Европе Вторую мировую войну и немецкую оккупацию Чехословакии, Франции, Югославии, а также установление профашистских режимов в Румынии, Венгрии и Болгарии.

С первых же месяцев оккупации резко ухудшилось материальное положение большинства казаков. Новые немецкие власти, как правило, прекращали выплату эмигрантам различных пособий и увольняли с государственной службы. Люди просто-напросто оставались без средств к существованию. «От бывшего Югославского правительства, — пишет Е.И. Балабину донской казак П.М. Ручкин, — получал пенсию в размере в 800 динаров в месяц и кое-как существовал, но с апреля сего года никакой помощи не получаю и впал в сильную материальную нужду. Идет зима, а с нею и большие заботы о насущном куске хлеба» [50] . Важно отметить, что германские власти зачастую специально мешали казачьим организациям зарабатывать деньги. Об этом прямо писал В.В. Бискупскому Е.И. Балабин 27 июня 1940 года из Праги. Объясняя, почему концерт для сбора денег на устройство детей в летние лагеря дал мало средств, он отметил: «Инстанция (германские власти в Праге. — П.К.) запретила публиковать о вечере, вывесить плакаты даже на русском ресторане, запретила где-либо предварительную продажу билетов — только при входе и только тем, у кого будет в руках письменное от нас приглашение. Несмотря на все принятые меры, о вечере многие не знали. Кроме того, это был день Троицы, и литургия окончилась в 2 часа дня, а концерт от трех. Буфет, ввиду страшной дороговизны и невозможности покупать продукты без карточек, не дал такой прибыли» [51] .

50

ГАРФ.Ф. 5761. ОП. 1. Д. 4. Л. 187 (об).

51

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 2. Л. 167 (об).

Усугубляла бедственное положение казачьей эмиграции и та ее отрицательная черта, о которой еще в июне 1921 года говорили члены Константинопольской партии кадетов: «К сожалению, наша сварливость, не сплоченность, обливание помоями с апелляцией друг на друга к иностранцам очень вредят симпатиям к русским» [52] Почти через 20 лет, в 1940 году, об этой черте русской и казачьей эмиграции писал в одном из своих писем атаман Е.И. Балабин: «К сожалению, во Франции сейчас идет то же, что было здесь по приходе немцев. Многочисленные русские организации засыпали немцев жалобами друг на друга, и каждая из них настаивает, чтобы немцы слушались только их и никого больше» [53] . Все это привело к тому, что в конечном итоге германское руководство полностью разочаровалось в эмиграции. Это, например, наиболее отчетливо проявилось в том, что немцы не приветствовали участие казаков-эмигрантов, в отличие от так называемых «подсоветских» казаков, в боевых действиях на стороне Германии [54] . «Пришлось мне беседовать с немцами, — грустно написал в ноябре 1942 года генерал П.Н. Краснов, — по Казачьим делам. И вот что доверительно мне было сказано: мы предпочитаем и будем сотрудничать только с теми казаками, которые придут к нам на местах, то есть на Дону, Кубани и на Тереке. Там мы находим и организации, и жертвенную готовность бороться с большевизмом, и всячески, отдавая свое последнее, нам помогают уничтожать большевиков. В эмиграции мы не видим ни людей, ни организаций, ни казаков» [55] .

52

Худобородов А.Л. Российское казачество в эмиграции (1920–1945 гг.): социальные, военно-политические и культурные проблемы. М., 1997. С. 307.

53

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 2. Л. 256 (об).

54

На протяжении всей войны только одна боевая часть полностью состояла из казаков-эмигрантов — полк Русского охранного корпуса на Балканах. Немцы старались препятствовать проникновению эмигрантов в боевые части вермахта, предпочитая сотрудничать с «подсоветским» населением.

55

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 17. Л. 14.