Казаки. Между Гитлером и Сталиным(Крестовый поход против большевизма)

Крикунов Петр

Наиболее остро конфликт между самостийниками и сторонниками «Единой и неделимой России» проявился в казачьих станицах Болгарии и в Праге.

12 июля 1941 года Василий Глазков сообщил представителю Центрального Правления КЛОД в Болгарии И.М. Евсикову о своем признании правительством Рейха в качестве руководителя КЛОД. По неизвестной причине Евсиков воспринял это известие как свидетельство того, что Германское руководство предоставило казакам-националистам возможность участвовать в борьбе против коммунистов, и в этот же день специальным распоряжением обязал все станицы, хутора, группы казаков и отдельных представителей казачьей эмиграции, проживающих в Болгарии, немедленно прислать ему «свои постановления или отдельные заявления, скрепленные собственноручными подписями, где должно быть ясно и определенно указано о готовности принять активное участие в общеказачьем национальном освободительном деле» [96] . До получения новых предписаний и назначений все казаки должны были оставаться на своих местах и «спокойно заниматься своим делом, но быть готовыми по первому же приказу явиться на указанное место». Все заботы о семьях казаков руководство КНОД обязалось взять на себя. Евсиков даже был готов простить казаков, которые состояли в организациях, выражавших «антигерманские настроения», соглашаясь считать их «введенными в заблуждение своими руководителями».

96

ГАРФ.

Ф. 5762. ОП. 1. Д. 2. Л. 8.

Несмотря на резкий и не терпящий возражений тон заявления Евсикова, самостийники сразу же столкнулись с определенными сложностями. Казачьи руководители, подчиняющиеся законной атаманской власти, просто-напросто отказывались с ними сотрудничать.

«П.К. Харламов (представитель КНОД. — П.К.), — сообщает Евсиков в своем отчетном письме в Прагу, — ходил даже к граббовскому окружному атаману дьякону Я. Никитину, уговаривал этого сукиного сына, в присутствии 6 казаков 4 часа уговаривал, но… дьякон пошел на другой день к Абрамову (генерал Ф.Ф. Абрамов — представитель Войскового Донского атамана в Болгарии. — П.К.), и тот дело развалил, дьякон от объединения окончательно отказался. Уговаривал П.К. Харламов и Д.Д. Нежевого — „представителя Донского атамана“, уговаривал эту сволочь три битых часа в присутствии 5 казаков, призывал к объединению, он также сукин сын отказался, говоря, что будет ждать инструкций от „атамана“, ждет до сих пор. Вы понимаете, станичники, хотелось все устроить по-хорошему, но что с такой сволочью делать!» [97]

97

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д 2. Л. 11.

18 июля 1941 года наконец последовала реакция на выступление самостийников со стороны одной из самых популярных среди простых казаков, а следовательно, и многочисленной организации — Центрального правления Союза казаков в Болгарии, председателем которой был уже упомянутый дьякон Я. Никитин. За его подписью в Болгарии был распространен специальный информационный бюллетень, полностью посвященный проблеме «казаков-националистов, а также издаваемых ими всякого рода прокламаций». «В последнее время, — говорилось в этом любопытнейшем документе, — в связи с поражением и разгромом большевиков и появившейся надеждой освобождения России от интернационального жидо-масонского ига, разорившего нашу Родину и наши Святыни, как ядовитые грибы после дождя, появились и повылезали из темных щелей всякого рода „вожди“ и казачества, стремящиеся в мутной воде ловить рыбу, о которых до сих пор никто не слыхал, а если и слыхал, то только как о лицах, состоящих в организации, работавшей на польские, чешские и советские деньги по разложению эмиграции». Далее следовал небольшой экскурс в историю жизни руководителя КНОД Василия Глазкова и местного руководителя этой организации Евсикова. «Василий Глазков, — утверждал Я. Никитин, — являясь представителем непризнанной в Болгарии организации, а потому и нелегальной, назначил г-на Евсикова, члена Союза казаков националистов в Болгарии, основателем и председателем которого был высланный из Софии полицией за связь с большевиками Павел Кудинов, как платный агент советской разведывательной службы в Болгарии с задачей не только информационной, но и агитационной, с целью коммунизации русских организаций» [98] .

98

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 2. Л. 14.

На следующий день, 19 июля, был издан и распространен документ, адресованный начальникам казачьих частей и групп, атаманам казачьих станиц и хуторов в Болгарии. Документ был подписан представителями Войсковых атаманов: Дона — генерал-лейтенантом Ф.Ф. Абрамовым, Кубани — полковником Милашевичем, Терека — Цыгулиевым и Болгарии — Никитиным. В тексте говорилось о том, что Правление КНОД и самого Глазкова никто не выбирал. Правление и Представительство в Болгарии были созданы без ведома Войсковых атаманов и, следовательно, являются самозваными, а их распоряжения — обыкновенными фальшивками, не подлежащими исполнению. Далее сообщалось, что Евсиков является чуть ли не платным агентом советских спецслужб [99] . На это самостийники ответили новым распоряжением, в котором вновь заявили, что Василий Глазков «официально признан Германским правительством» и что «все остальные возглавители или руководители казачества официального признания не имеют, а поэтому и руководящей роли в национальном казачьем деле играть не могут» [100] .

99

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 2. Л. 15.

100

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 2. Л. 17.

Спустя два месяца после начала войны Представительство Донского атамана М.Н. Граббе в Болгарии в лице своего председателя Д.Д. Нежевого и секретаря М.Я. Горбачева сделало шаг к примирению с самостийниками. 22 августа был составлен так называемый «проект информации», в котором говорилось, что в Третьем рейхе сформировалось три течения среди эмигрантов бывшей Российской империи: Русское национальное движение, стремящееся к созданию «единой и неделимой России»; Украинское национальное движение, защищающее идею самостоятельного Украинского государства; Казачье национальное движение, защищающее идею самоопределения казачества. В проекте говорилось: «Веря, что эмигрантам будет дана возможность вернуться в Родные Края, они должны открыто заявить о своей преданности антикоммунистическим идеям Великого рейха, а также о их готовности, по возвращении домой, работать на восстановление там здоровой национальной государственности и экономики. Для этой цели каждый эмигрант должен ДОБРОВОЛЬНО и ПРЕДВАРИТЕЛЬНО зарегистрироваться в организации того Движения, которое всего ближе ему по уму и по сердцу… Каждый казак, зарегистрировавшийся в своей казачьей организации, этим, самым не превращается: в „русского“, „самостийника“ или „единонеделимца“; его запись означает, что он хочет вернуться к себе на Родину, что он антикоммунист и что он готов к будущей восстановительной работе. Что касается того: КТО будет записавшимися командовать, то ими будет командовать ТОТ, кому это будет поручено Вождем Германского рейха». [101] . Однако все попытки умеренных казаков в Болгарии найти хоть какой-то компромисс и начать совместные действия по сплочению казачьих рядов провалились. Самостийники продолжали забрасывать простых казаков всевозможными приказами и распоряжениями, в которых наставали на том, что они, и только они являются легитимной и признанной в Берлине казачьей властью.

101

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 2. Л. 31.

Вплоть до конца войны самостийники и сторонники «Единой и Неделимой России» оставались врагами. В Праге это противостояние закончилось даже показательным судебным разбирательством. 2 июля 1941 года атаман Общеказачьего объединения в Германской империи Е.И. Балабин обратился к немецким властям со специальным циркуляром, в котором обвинил одного из руководителей КНОД — Федорова в преступной

и незаконной деятельности. Самостийники на это обвинение ответили просто: подали иск в суд. «В понедельник, 20-го сего октября, — писал Е.И. Балабин в одном из писем генералу П.Н. Краснову, — было, первое заседание суда. Началось с оскорбительного для меня предложения Федорова. Федоров требовал от меня извинений, немедленной уплаты судебных издержек и, в случае неимения у меня денег, в трехдневный срок экзекуции квартиры» [102] . Генерал Краснов попытался было прекратить судебное разбирательство между казаками, которое, по его мнению, только дискредитировало казачье движение в глазах не только всего казачества, но и немецких властей, но Е.И. Балабин был непреклонен и решил довести дело до конца. На предложение П.Н. Краснова о полюбовном прекращении процесса он категорично заявил: «Раз дело попало в суд, то прекратить его невозможно. Разве только заставить Федорова взять дело обратно, но мне, пожалуй, это и невыгодно — будут говорить, что испугался суда и значит не прав» [103] . В конце 1941-го — начале 1942 г. в Праге состоялось еще несколько безрезультатных судебных заседаний, и в конечном итоге из-за различных формальностей судебное разбирательство заглохло.

102

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 5. Л. 312.

103

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 5. Л. 312.

Еще одной немаловажной причиной, по которой лидеры самостийников и атаманы «единонеделимцев» так и не смогли найти общий язык, была серьезная сословная, послужная и возрастная разница между ними. «Единонеделимцев» возглавляли старые царские, а потом и белые генералы (Краснов, Балабин, Науменко, Граббе, Вдовенко, Ляхов), по достоинству оцененные, награжденные многими орденами и медалями. Они обладали в эмигрантском обществе политическим весом и потому были уверены, что повести за собой казачество в эти смутные и тяжелые годы должны именно они. Лидерами же самостийников были молодые, никому не известные казаки нижних чинов, многие из которых славились вдобавок очень темным прошлым. Более того, некоторые из них знали о своей казачьей родине только понаслышке. Василий Глазков, например, был вывезен с Дона еще младенцем.

Казаки-националисты, понимая, что соперничать в популярности со старыми, умудренными опытом казачьими атаманами им не под силу, выбрали очень простую тактику: обвинять старых атаманов во всех бедах казачества, поскольку они всегда были с Россией, а не с «простым казачьим народом». И эта тактика сработала, многие казаки под напором постоянной обличительной информации, почерпнутой из журнала и многочисленных распоряжений самостийников, разочаровались мнимым бездействием старых атаманов и вступили в «активную и признанную Гитлером» КНОД. Вот лишь несколько примеров отношения к представителям законной казачьей власти в письмах простых казаков. «Глазкова нам нельзя обходить, — пишет 10 октября 1943 года простой казак во Франции своему станичному руководителю, — не потому, что он Глазков, а потому, что он что-то делает…. и делает все, что в его силах, во имя чисто Казачьих интересов, и если эти интересы кому-то не милы, то не Глазкова в этом вина… Станичник Семенкин заявил, что генерал Краснов дезертир, а кроме того, в течение всего пребывания за границей не скрывал своего русофильства; а мы знаем, что русофильство казака (да еще „большого“) или группы казаков — только вред для казачества. Краснову мы не можем верить, он слишком устарел и закоснел в своих убеждениях, чтобы повернуться на 180 градусов» [104] . «Я думаю, — пишет простой казак из Венгрии, — что нашим национальным силам необходимо пробиваться туда, где уже засели подобные П.Н.К. (генерал Краснов. — П.К.) и Н. (генерал Науменко. — П.К.). Прискорбно, что Казачество и до сих пор не освобождено от тех, которые своей работой на родных землях и здесь в эмиграции принесли много горя, а у некоторых еще не засохла казачья кровь на руках» [105] . «Ясно, что всей Наумовской (сторонникам генерала Науменко. — П.К.) шпане, — утверждает казак- эмигрант, живущий в Италии, — остается только бить поклоны и ставить свечки за здравие Сталина, который хотя и истребил миллионы непокорных, но является возглавителем основной их политической платформы» [106] . «Дело касается генерала Краснова, без мыла пробирающегося, посредством своих обращений к казачеству, помещенных в разных изданиях, — на верхи казачьей общественности» [107] , — характеризует в феврале 1944 года деятельность П.Н. Краснова рядовой казак-самостийник.

104

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 7. Л. 143–144.

105

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 3. Л. 21.

106

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 4. Л. 48.

107

ГАРФ. Ф. 5762. ОП. 1. Д. 40. Л. 11.

В пользу самостийников был еще и тот факт, что, благодаря националистическим идеям, им покровительствовали в определенных немецких кругах. Немецкие покровители просто-напросто запрещали старым атаманам вступать в споры с самостийниками, разрешая последним поливать своих оппонентов грязью.

В первые недели и даже месяцы войны практически для всех казачьих эмигрантских организаций был характерен небывалый эмоциональный подъем, связанный с надеждами на уничтожение большевизма и скорое возвращение в родные края. Большинство казачьих лидеров, вне зависимости от взглядов и политических предпочтений, надеялись, что немецкие войска в течение нескольких недель дойдут до казачьих земель и позовут казаков налаживать жизнь в «Новой Европе». Именно поэтому уже с конца июня 1941 года в среде казачьей эмиграции резко активизировалась работа по разработке проектов воссоздания казачьих войск и организации жизни после возвращения на родину.

В июне 1941 года атаман Е.И. Балабин направил в адрес германского правительства специальный Меморандум (см. Приложение 1.3), в котором рассматривал различные вопросы, связанные с обустройством будущей мирной жизни на казачьих землях, а также разъяснял немцам роль казачества и войсковых атаманов в трагических событиях русской революции. Уже 7 июля помощник атамана Общеказачьего объединения в Германской империи И. Горбушин, не дождавшись никакого ответа от немцев, направил Балабину подробную записку с обоснованием финансовых, организационных и других мер, обеспечивающих возвращение мужчин-казаков на родину и материальное обеспечение их семей, пока остающихся в эмиграции. Этот план предусматривал, в частности, персональные ссуды для отъезжающих, ежемесячные пособия семьям и лицам, состоящим на иждивении отъезжающих [108] .

108

ГАРФ. Ф. 5761. ОП. 1. Д. 4. Л. 22–26.