Каждому своё
Шрифт:
Собаки стервенели от лая, крики австрийцев приближались. В восемь часов утра эрцгерцог Иоанн выкатил армию из гущи Эбергсбергских лесов, и австрийцы сразу наткнулись на прочную позицию Моро, глядящую на них пушечными жерлами. Легкий туман струился между фронтами противников, в порыжевшей осоке вскрикивали испуганные птицы. И тут Моро вспомнил, что вчера за картами подрались два генерала.
– Ришпанс, - сказал Моро, - помиритесь с Неем.
– Лучше сдохну, - отвечал гордый Ришпанс.
– Ней, -
– Пошел он к чертовой матери...
Пушки заработали. Пустили в дело инфантерию.
Офицеры дубасили отстающих саблями плашмя. Кто ложился, того сразу пристреливали из пистолетов в спину, - все было так, как было всегда, и ничего нового в этом не было. Моро отослал эскадроны Ришпанса в обход фланга, предупредив, что его направление главное. Самое главное!
– Рапатель, где Ней? Давай сюда Нея.
Он указал Нею начинать движение дивизией в обход другого фланга австрийцев. Ней насторожился, спрашивая: где это сцепились?
– Это дерется Гренье, я желаю тебе в конце боя пожать руку Ришпансу, который заходит слева... Не дури, Ней! И помни - твое направление главное. Самое главное. Ней, иди... Декан, что ты торчишь за моей спиной, как Фемида?
– А где мне еще торчать? Я жду приказа. Декан что-то еще дожевывал, его лошадь, выдрессированная лягать всех, кто приблизится, пугала Моро копытами.
– Слушай, обжора!– крикнул Моро издали.– Есть одна тропа, о которой знают только звери, ходящие по ней к водопою. На картах она не значится. Этой тропой выходи к шоссе, но с другой стороны Майтенбеттена, и тресни австрийцев по затылку, чтобы у них кивера посыпались... Помни, Декан: твое направление главное, самое главное!
Рапатель крутился перед Моро на лошади:
– Все главные направления вы раздали своим генералам, а что же, черт побери, останется для командующего?
– У меня останется мой верный адъютант...
Пушки уже насытили воздух серой золой, пугливые лошади вставали на дыбы, молотя в едком дыму передними копытами. Из леса выползали раненые, они спрашивали - где фургоны с хирургами? Моро заметил солдата, у которого штык, словно турецкий ятаган, уже согнулся в рукопашной.
– Питуэ!– позвал его Моро.– И ты? И тебя?
– И меня тоже... Прикладом - все зубы. Всмятку!
– Есть бутылка бордоского... дать?
– Дай, Моро... мне сейчас паршиво!
Кавалерия выходила из боя с размятыми киверами, от гордых султанов остались жалкие перья. Страдая от боли, люди рвали на себе ремни амуниции, и кожа лопалась, как бумага. Все было, как всегда, и ничего нового Моро не наблюдал. Гусары возвращались из атак без лошадей, их головы были замотаны рубашками. На вопросы генерала они отвечали:
– Мы с шоссе... там уже навалили... гору!
– Как держатся австрийцы?–
– Их полон лес, но разбегаются... Мародеры из деревень уже пошли с мешками, всех подряд раздевают догола. Лагери вырос из-за плеча Рапателя, строгий:
– Моро, за Анцигом у нас не все ладится.
– Я чувствую. Скомандуй драгунам - марш... Фаланга кавалерии пошла в бой, гневно выкрикивая:
– Да здравствует Франция... честь, слава!
Впереди мчался юный полковник с трубкой в зубах.
– Заставлю плакать венских дам!– орал он.
– Глупец, - сказал Моро.– С трубкой и без оружия?
– А, ему плевать... тут все равно не выживешь!
Болезненно напрягая слух, Моро с Лагери пытались определить источники боевого шума, дабы распознать лабиринты движения колонн, эпицентры атак и взлаи собачьих свор, следующих за колоннами, - так, наверное, дирижеры в оглушительном реве оркестров улавливают отдельные звучащие мелодии. Неожиданно повалил мокрый снег. Со сбитыми на живот седлами из леса выбегали ржущие от ужаса кони - без всадников.
– Лагори, - сказал Моро, - надо обуздать мародеров. Если они сейчас разденут раненых, бедняги замерзнут. Пошли в лес солдат - пусть расстреляют всех, кто с мешками...
Лошадь вынесла из гущи боя драгуна Бертуа, нога которого застряла в стремени, и Бертуа бился головой о кочки и лесные коряги. Моро кинулся наперерез взбесившейся лошади, ударил ее кулаком в глаз, освободил ногу драгуна, потащил его в санитарный фургон.
– Бертуа, милый, - говорил он, - потерпи... еще немного. Терпи, друг, терпи. Мы побеждаем. Ты будешь жить...
В тылу эрцгерцога Иоанна возникла сильная пальба, над лесом взметнулись огненные дуги, - это дивизии Нея и Ришпанса сомкнули свои ряды среди павших и побежденных.
– Вот теперь они помирятся, - сказал Моро.
– Или опять подерутся, - отвечал Лагори...
Лай собак в лесу утихал. Трубачи эрцгерцога уже играли, общее отступление - обратно, через колдовские чащобы, к нерушимым дунайским мостам. Молодой еще человек, Иоанн был недурно воспитан своими менторами. Он указал:
– Во что бы то ни стало необходимо спасать раненых Грех падет на мою душу, если оставим их под снегопадом.
Юноше отвечали, что лазаретных лошадей нет:
– Остались одни першероны, впряженные в пушки.
– Берите лошадей артиллерийских.
– Как? Тогда наши пушки достанутся французам.
– Да, но люди дороже бронзы...
Рапатель доложил, что эрцгерцог Иоанн поступил благородно, бросив на поле боя 87 орудий - ради спасения несчастных. Моро дал ответ, вошедший в историю гуманизма:
– В эти пушки запрягите наших лошадей и отправьте их Иоанну, чтобы французы разделили великодушие противника...