Каждой былинке брат
Шрифт:
Вместо предисловия
В
Мне хотелось с ними дружить: они были красивые и высокие. По их вершинам еще издали, с улицы, я узнавала наш дом.
И они были добрые. Они сбрасывали к моим ногам спелые яблоки, сладкие груши и сливы, до которых я сама дотянуться не могла.
Осенью я попросила у мамы нитки, чтобы покрепче привязать к веткам желтые листья. Я не хотела, чтоб листья падали, мне было скучно без них.
Но мама сказала: так нужно! Осень для деревьев — все равно что для нас вечер. Они раздеваются — пришло время спать.
И тогда я побежала в сад и всем — яблоням, сливам, груше, кустам сирени — сказала, чтоб они не боялись осени. Им тоже нужно отдохнуть, а весной они проснутся и зазеленеют опять.
Я и сейчас по-прежнему люблю деревья, мне горько, если кто-нибудь обижает их.
Недавно я увидела в поселке дерево с изуродованным стволом: какой-то озорник вырезал на нем свое имя.
Мне стало больно, будто это меня поранили. Я подошла ближе, прижалась к стволу щекой.
Налетел ветер, ветки закачались, и в шуме листьев мне послышались слова. Дерево рассказывало удивительную историю.
Сейчас я попробую ее пересказать.
Как Витя с лесом поссорился
На своем веку старое дерево видело многое. Во время войны оно воевало, как и весь местный лес, прятавший у себя партизан.
Под прикрытием леса партизаны устраивали на дорогах засады. И, боясь русского леса, враги стали вырубать деревья возле дорог.
Чудом старое дерево уцелело. Одинокое, оно возвышалось над сечей, где погибли его товарищи, как на посту погибают бойцы.
К одинокому раньше приходит осень. Золотой кисточкой она раскрашивала листья старого дерева в ту пору, когда видневшийся вдали лес был еще зелен и свеж.
Долгие годы никто не навещал дерево, кроме ветра да пары мухоловок-пеструшек. Они прилетали каждую весну и до осени имели бесплатную квартиру в дупле.
Но однажды на вырубке появились люди — строители будущего поселка — и стали корчевать пни.
— Послушайте, старина! — сказал папа-мухолов дереву. — Как бы и вас не срубили! Попробуйте достать справку, что вы подлежите охране как памятник природы.
Дерево промолчало, и мама-мухоловка гневно взъерошила перья.
— Сразу видно, что вы деревянное, бесчувственное! Где мы найдем квартиру, если вы попадете под топор?
Но строители не тронули старое
Каждое утро дерево опускало тень на его крышу, как старший, здороваясь с младшим, кладет руку на плечо.
Люди не так привязаны к месту, как деревья. Прошло несколько лет, и жильцы переменились. Новоселов было четверо: отец, мать, бабушка и мальчик лет восьми, не считая кошки и щенка.
В то летнее утро, с которого начинается наш рассказ, отец и мать уехали за покупками в город. Бабушка варила обед, а внука послала полить оставшийся от прежних жильцов огород.
Видели бы вы эту поливку! Половина лейки была вылита на один огурец! От такого долгого душа огурец озяб, на его зеленой шкурке проступили пупырышки.
Горох нервно раскручивал и закручивал усы, укроп пожелтел, а редиски полопались от зависти: неужели им не хватит воды?
Воды бы хватило, если б мальчик не окатил кошку, мирно дремавшую в борозде. Ему уже надоело работать.
Руки в карманы, он подошел к старому дереву. В сущности, это было их первое знакомство, и дерево приветливо зашумело листвой.
И тут же его ветки вздрогнули, роняя листья, кора вздыбилась: в бок ему вонзился перочинный нож. Мальчик вырезал на стволе свое имя: ВИТЯ.
Папа-мухолов, подлетая к дуплу, от испуга выпустил мух, которых нес в клюве. Он увидел, что старое дерево плачет. Из пореза сочился сок, словно капли беззвучных слез.
— За что ж это он вас, старина? — прощебетал мухолов.
Дерево молча плакало, зато мама-мухоловка раскричалась на весь двор:
— Это ты, ты виноват! Нам весной предлагали новенькую дуплянку на другом участке, только ты уперся. Привык к родному дуплу!
— Конечно, привык! — оправдывался мухолов. — Кто ж знал…
— Я знала, что надо было соглашаться на дуплянку! Теперь мы погибли! Что еще натворит этот негодник… Да где же он сам?
И опять дерево промолчало, хотя с высоты ему хорошо была видна фигурка, тащившая на поводке щенка. Пройдя поселок, Витя свернул на тропинку. Он шел в лес.
В лесу в этот день был праздник — летний смотр малышей. Как всегда, он проводился на главной поляне перед раскидистым дубом, обросшим зеленым мхом.
Дуб по праву считался лесным старейшиной. Он был старше всех в лесу, старше филина, который уже семидесятое лето выкрикивал по ночам свое «уху». Когда филин еще только вылупился из яйца, в тени дуба уже мог отдыхать взрослый лось.
Дуб был так могуч, что, ползая по его стволу, дятел должен был двести раз переставить лапы, чтоб описать полный круг.