Каждой былинке брат
Шрифт:
Щенок отбежал подальше, залег в траву и закрыл глаза.
Еще со вчерашнего дня ему нездоровилось: лапы плохо слушались, нос был сухой и горячий. Больному лучше всего поспать.
Но спать не давали запахи. Собачий нос различает их тысячу: вкусные и противные, нежные и грубые, смешные и страшные.
Запахи приглашают: давай познакомимся! Запахи предлагают: попробуй, вкусно! Запахи прогоняют: брысь отсюда! Запахи манят.
Щенок услышал запах темно-зеленых
— Кто здесь вздыхает? — тихо спросил ландыш. — Я лечу людям больное сердце, но ко мне нужно приходить в мае, когда я в цвету.
— Если б ты был человеком, — сказала щенку валерьяна, — я бы тебя успокоила. Если бы ты был кошкой, я бы заставила тебя кувыркаться. Но я только осенью открываю прием.
А потом заговорили медуница, душица, алтей, зверобой, чистотел… Щенок попал в удивительную аптеку, где тарой вместо стеклянных пузырьков и банок служат листья, стебли, корни и лепестки.
Зеленые аптекари — лесные травы уверяли, что могут приготовлять лекарства от разных болезней и для людей и для зверей.
Один корешок хвастался, что имеет лучшие рекомендации от самого медведя. Прежде чем залечь в берлогу, нужно очистить желудок, и медведь, как касторку, принимает этот корешок.
Если в лесной аптеке есть кошачья радость и медвежья касторка, то почему бы там не найтись и собачьим лекарствам?
Щенок вскочил на ноги. Он услышал голос невзрачной травки:
— Чего скулишь? Я вылечу тебя!
Лесное лекарство было тут же проглочено. Но всякое лекарство полагается тут же запивать водой.
Щенок догнал скакавшую по траве лягушку и вежливо спросил:
— Скажите, пожалуйста, где здесь болото или ручей?
— Увы, — вздохнула лягушка, — здесь нет болота! Но, к счастью, на днях был дождь, и в пробитой колесами выбоине еще сохранилась вода. Я там купаюсь. Скачите за мной!
Лягушка и щенок пересекли черничную полянку, куда мамы-тетерки водят по ягоды тетеревят, и стали приближаться к заросшей травой заброшенной лесной дороге.
Им послышался шум крыльев и плеск воды.
— Невежа! — проквакала лягушка. — Не мог подождать, пока искупаются зяблики, нахал!
Зябликов распугал заяц. Должно быть, его сильно мучила жажда. Ночной зверь рискнул в неурочное время прийти на водопой.
Присев на дорогу, заяц пугливо шевелил ушами: а не опасно ли тут? Нет, все вокруг свое, лесное, привычное: лопочут осинки да дятел стучит.
Заяц пригнул длинные уши и напился из выбоины, как из большой черной чашки.
< image l:href="#"/>А потом заячьей чашкой воспользовался щенок.
— Теперь можете купаться, — сказал он лягушке. — Кажется, там еще немного осталось на дне!
Лесная травка сдержала свое обещание: щенок повеселел.
На прогалинке пузом вверх лежали пять барсучат. Они принимали солнечные ванны. У барсука, пожалуй, самая просторная квартира в лесу, но все же сырая и темная. Одно слово: нора! А малышам нужен свет. Разомлев на солнце, барсучата сладко спали. Только один, толстенький, приподнял голову, почуяв щенка.
— Загораете? Может, сыграем в догонялочки? А? — Щенок дружелюбно помахивал хвостом.
— От тебя пахнет псиной, — проворчал барсучонок, — а мама нас учит, что с собаками водиться нельзя.
— Это она про охотничьих! Правда, хозяин хочет меня выучить на таксу или на сеттера, но я неспособный.
Барсучонок в раздумье почесывал лапой за ухом. Может, он бы и согласился играть в догонялочки, но опять заговорило лесное радио:
— Беда! Случилась беда!
Когда сойка предупредила лесных жителей об опасности, ее все слышали, но послушались не все.
Не послушалась синица, в черной бархатной шапочке, в желтой с черной строчкой манишке, сидевшая у дупла.
Мать разговаривала с синичатами. Птенцы уже подросли, надо было учиться летать.
— Смелей! — уговаривала их синица. — Кто первый? Я жду!
Она не заметила мальчика, который подкрадывался, прячась за кустами. А если бы и заметила, чего ей бояться? Люди не стреляют синиц!
И Витя тоже знал, что люди синиц не стреляют, да и вообще в то время, когда у птиц и зверей малыши, охота запрещена.
Знал и все же нащупывал в кармане рогатку.
«Я только поиграю, поцелюсь, — сам себя уговаривал Витя. — Должен же я проверить, меткий ли у меня глаз!»
Но когда прицелишься, обязательно захочется выстрелить. Витя выстрелил.
Камень, пущенный из рогатки, попал в цель. Склонив набок голову, синица упала с ветки в траву.
Мальчик подбежал, чтоб подобрать добычу, и отшатнулся.
Из травы на него с укором смотрел тускнеющий черный глаз. «За что?» — будто спрашивала птица. Ее нарядная желтая манишка была забрызгана кровью.
В последний раз дрогнули крылышки, и черный выпуклый глаз подернулся пленкой. Синица была мертва.
Вот тогда-то и заговорило лесное радио.
— Убили! Убили песню, убили верного друга деревьев, убили мать!!!
И в ответ заскрипели деревья, зашелестели кусты, зашептались травы. Синицу оплакивал весь лес.
А когда плач леса затих, в дупле беспокойно зашевелились синичата.