Каждый мечтает о собаке. Повести
Шрифт:
Какой-то автобус, выхватив из темноты фигурку Коли, остановился рядом с навесом. Началась посадка.
А дождь уже перешел в ливень и хлестал с упрямой силой, и люди, что спешили на посадку, захватили в свой водоворот Колю и потащили с собой. Он отбивался, рвался обратно, но людской поток тащил и тащил его. И над толпой уже висел рой зонтиков, и Коля ничего не видел, всеми силами стараясь сохранить клетку с птицей.
– Осторожно! – кричал он. – Осторожно! – Крик его тонул в тесноте, грохоте грома и дождя и объявлений
– Граждане пассажиры, – объявляли по радио, – соблюдайте порядок. Автобусы уходят по расписанию.
Фары автобусов разрезали темноту, и в их призрачном свете все казалось неестественным: и дождь, и люди.
– Граждане пассажиры! Автобус до Симферополя подан… Занимайте места…
Коля наконец вырвался из суматошной толпы и бросился искать симферопольский автобус. Но там старика не оказалось.
– Сергей Алексеевич! – без всякой надежды на успех крикнул Коля. Сергей Алексеевич!
Никто не отзывался.
И снова Коля побежал через площадь, к тому месту, где они расстались. Он размахивал клеткой со взмокшим несчастным кенаром и сам был тоже мокрый и нахохлившийся.
Но поздно: ему навстречу выплыл гигантский автобус, на котором впереди написано: «СИМФЕРОПОЛЬ».
Коля прыгал перед проплывающими мимо него окнами автобуса, но ничего толком не увидел.
Из-за угла
На следующее утро, как всегда, Коля побежал в порт. Затем, расстроенный очередной неудачей, поплелся в цирк на репетицию Тиссо, надеясь там найти Юрку. Он вспомнил дорогой, шагая среди счастливых, беззаботных отдыхающих, как неудачно проводил вчера Сергея Алексеевича, и подумал, что ему решительно не везет на встречи и проводы.
На манеже вольтажировал Тиссо: репетировал свой номер. Юрка бегал рядом с его лошадью.
Коле всегда нравилось приходить в утренний цирк, когда зрительный круг пуст и арена от этого кажется таинственной и огромной. И Тиссо нравился Коле. Он могучий, широкоплечий атлет, скор в движениях, необычайно ловко переворачивается в воздухе. И все это казалось ему недосягаемым, чем-то почти волшебным. Он с восторгом выбежал на арену и, подменив Юрку, стал бегать рядом с лошадью, подавая на ходу наезднику те мячи, которые он ронял.
Тиссо все увеличивал скорость, и Коля, бегая рядом, прибавлял скорость, и ему было жарко, но приятно радовала эта лошадь, ошпаривающая его своим дыханием и запахом, и он уже сам себе казался таким же сильным и ловким, как Тиссо.
И он влюбленно смотрел на Тиссо, потому что вообще любил людей, и старика поэтому полюбил, и даже фотографа, что фотографировал его на Витькином камне, он поэтому помнил.
– Не устал? – крикнул Тиссо.
– Нет, – захлебываясь от бега и внутренней радости, ответил Коля.
И тут же услыхал Юркин голос:
– Коля, к тебе пришли.
Коля оглянулся и
Сергей Алексеевич улыбнулся Коле.
«Когда старик улыбается, – заметил Коля, – он делается моложе. И вообще, какой он сегодня торжественный и непривычно довольный. В белой чистой рубахе, в новых брюках. Красавчик, а не старик». Коля бросился ему навстречу, и они поздоровались за руку.
Тиссо остановил лошадь около ребят и Сергея Алексеевича и ловко и красиво спрыгнул на манеж.
– Юра, поводи, – приказал он и вытер вспотевшее лицо махровым полотенцем.
– Здравствуйте, – сказал Сергей Алексеевич.
Тиссо кивнул в ответ.
Юрка взял лошадь за поводья и начал водить ее по кругу.
– Хороша лошадка, – заметил Сергей Алексеевич.
Тиссо снова в ответ только кивнул, подпрыгивая, играя мышцами.
– Пожалуй, я пойду, – сказал Сергей Алексеевич, хотя ему уходить совсем не хотелось, не для этого он остался. – Коля, когда будешь посвободнее, загляни…
– Что это вы его опекаете? – вдруг спросил Тиссо.
– Привязался, – доверчиво и охотно ответил Сергей Алексеевич. – Он мне сына напоминает.
Что-то с ним произошло в последнее время, и то, что раньше он скрывал от всех свою боль о Витьке, он теперь начал выплескивать наружу.
– Сына? – переспросил Тиссо, заметил, что Юрка остановился, и крикнул: – Не останавливайся, води, води! – Повернулся к Сергею Алексеевичу. Лицо его при этом было отчужденным, он был занят собой. – Ваш сын, видно, постарше меня?
– Сын у Сергея Алексеевича погиб в войну, – вмешался в разговор Коля. В пятнадцать лет. Не вернулся из разведки.
– Извините, – сказал Тиссо. – Как же такой пацан попал на фронт?
– Мы жили на границе, – сказал Сергей Алексеевич.
– А кто же его послал в разведку? – спросил Тиссо.
Сергей Алексеевич перехватил испуганный взор Коли и заметил, что и Тиссо смотрел на него выжидательно. И под этими перекрестными взглядами он почувствовал себя как на суде. Никто так с ним еще не разговаривал никогда о Витьке.
– Сергей Алексеевич, – сказал Коля, – пойдемте погуляем… А то здесь что-то жарко.
Но Сергей Алексеевич не ответил ему, он поднял глаза на Тиссо и тихо произнес:
– Я.
Впервые за сегодняшний день тоска по сыну снова вошла в него, и ему уже не казалось, что Коля похож на Витьку, и он понял, что никакая подмена не заменит потерянного, и нечего заниматься самообманом. И было совершенно непонятно, зачем он околачивается здесь, в цирке, и он пожалел, что не уехал.
– Жестоко вы жили, – сказал Тиссо.