Каждый раз наедине с тобой
Шрифт:
— Звук голоса этого козла вызывает тошноту и у меня. Принц говорит более интересные вещи.
Обе женщины удалились в соседнюю комнату.
Спустя несколько минут Майя вернулась на кухню. Села напротив Харрисона и уставилась на него пристально, с оттенком угрозы.
— Если будешь плохо себя вести с этой девушкой, я выстрелю тебе в рот, — сказала она с абсолютной откровенностью.
— Откуда появилось всё это беспокойство?
— Откуда появилось не твоего ума дело. Ты руки не распускай.
— Да кому эта херня нужна! Ради всего святого, ты её видела?
— Я видела и родилась не вчера, Уэйн. Ты годы живёшь отшельником,
— Не хочу повторяться, однако, если я так опасен, почему не оставишь здесь у себя?
— Я тоже не хочу повторяться. Думаю, уже ответила тебе.
— Не хочешь ставить подножку судьбе? Да, ладно! Я считал тебя прагматичным человеком, а не чёртовой колдуньей.
— Всё взаимосвязано. Ты о ней позаботишься и будешь вести себя достойно. У меня хорошее предчувствие.
— С каких пор у тебя предчувствия?
— Всегда. Как ты думаешь, почему я не выстрелила в тебя, когда впервые увидела? Ты был агрессивным пьяницей и мудаком, помнишь? И всё же у меня появилось хорошее предчувствие даже тогда. Я прекрасно поняла, что Уэйн это не твоё настоящее имя. Но притворяюсь, что поверила. А сейчас воспользуйтесь тем, что ливень ослаб и уходите вдвоём.
И правда, по крыше дома прекратилось звучание, похожее на стук миллиона гигантских разъяренных кулаков в дверь. Из комнаты вышла Леонора с рюкзаком на плечах и с печальной улыбкой на губах. Её глаза казались блестящими, словно она недавно плакала.
Девушка подошла к Майе и поцеловала в щёку, прошла мимо Принца и Титана, одинаково обоих приласкав. Приблизилась к двери и открыла после того, как толкнула плечом Харрисона, который не сдвинулся ни на миллиметр, но так она всё равно, символически, выразила своё презрение.
ГЛАВА 6
Леонора
Майя оказалась женщиной резкой, из тех, кто не будет ходить вокруг да около. Астенического телосложения с длинными седыми волосами, убранными в пучок, больше похожая на бабушку-вышивальщицу, чем на крепкую крестьянку, но с руками, которыми могла бы задушить дровосека. Удивительно — у неё нашлись все необходимые мне вещи, учитывая, что женщина должна находиться в менопаузе, по крайней мере, лет десять.
Когда приглашает войти в дом, всё проясняется.
В достаточно удалённом прошлом (таком, чтобы не ощущать себя раздавленной болью, хотя болеть никогда и не перестанет), у неё была дочь. На комоде в спальне вижу ковёр из фотографий: на всех в разном возрасте (от девочки до женщины), изображен один и тот же человек. Зачарованно их рассматриваю и ощущаю, как по спине бегут мурашки. В ней видно что-то, напоминающее меня.
С детства я тоже была упитанной, намного больше, чем любая девочка когда-нибудь могла пожелать или принять. Она не выглядит счастливой от возможности быть увековеченной: в её кротком взгляде я чувствую скрытое беспокойство. Может, это скромность или что-то более сложное, но для меня непонятное, и на фото с возрастом не исчезает. Напротив, взрослея, она как будто становилась более невинной и хрупкой.
Её звали Люси, рассказывает мне Майя с каким-то облегчением, словно она счастлива просто произнести её имя. Такая откровенность удивляет, потому что Майя произвела на меня впечатление очень сдержанной женщины,
Возможно, факт, что я похожа на Люси, делает меня желаннее в её глазах. В этом отдалённом уголке мира они жили вместе, конечно до того, как туда переехал Харрисон. Потом, после смерти Люси, Майя сохранила все её вещи. Она не сказала, что случилось, а я не стала спрашивать.
По правде говоря, меня удивляет, что двадцатилетняя девушка (приблизительный возраст, который можно определить по последним фото), согласилась жить в такой изоляции. Я хотела бы расспросить побольше, но моё любопытство ощущается как оскорбление. Поэтому беру то, что Майя мне даёт, даже не думая отказываться. Женщина собрала не только предметы гигиены, за которыми я пришла, но также брюки и сапоги. Когда кто-то делает подарок с подобным блеском в глазах, а у тебя складывается чёткое ощущение, что как правило, эти глаза тусклы подобно окисленным монетам, сказать такому человеку «нет» — равносильно нанесению смертельного увечья.
Пока Майя собирает вещи в рюкзак, я спрашиваю её о возможности альтернативного спуска в долину, про который мне рассказал Харрисон. В общих чертах она описывает путь и потом добавляет:
— В это время года он плохой. Летом дорога покажется почти прогулкой, но не сейчас. Безопаснее дождаться, когда отремонтируют мост.
— Я не могу ждать так долго!
— Почему?
Её одновременно откровенный и резкий вопрос сбивает меня с толку.
— Как почему? Я… моя жизнь в другом месте… я не могу здесь оставаться!
— Тогда зачем ты приехала?
Пытаюсь вспомнить предложенную Дьюком сказку о моём появлении в этом «Литл Спрингс».
— Я решила прогуляться, и…
— Чтобы просто прогуляться, так далеко не забираются. Те, кто сюда приезжает, имеет очень глубокую потребность в уединении. Они обычно оставляют что-то позади, как я или Харрисон.
У меня округляются глаза, когда слышу его имя, произнесённое в манере отвлечённой спонтанности.
— Вы знаете кто…
В ответ Майя открывает ящик и достаёт книгу. Это одно из первых изданий «Карточного домика», с напечатанным на обороте фото автора. Я задерживаюсь взглядом на лице Харрисона. Он такой молодой и непохожий на себя сегодняшнего. И всё же выглядит одинаково: уже тогда имел жгучий взгляд, а губы, кажется, готовы говорить на языке сарказма. Тот Харрисон был ростком нынешнего, с короткой стрижкой, без бороды и без могучих плеч, но всё такой же грубый мыслитель, не джентльмен — первый эскиз сумасшедшего.
Неожиданно, я узнаю больше и о Люси. Понимаю это из сохранённого Майей романа. «Карточный домик» — это история краха того, что казалось идеальной американской семьёй, пока не заболевает младшая дочь, обожаемая всеми. Девочка страдает от тяжёлой умственной отсталости. Это трагическое событие объединяет всех родственников, но в неверном направлении. По сути в развитии сюжета как родители, так и братья, вплоть до дедушек и бабушек — это циничные карикатуры бесчеловечного общества. Они делают всё возможное, чтобы освободиться от бремени в виде маленькой девочки; вначале перекладывают заботы с одного на другого, а затем пачкают себя непростительной виной причинения ей смерти. Тем не менее, фигура Ванессы, несмотря что она ребёнок и жертва, доминирует над всеми персонажами с почти божественной внутренней силой.