Каждый выбирает по себе
Шрифт:
– Пошли отсюда, - буркнул парень.
– Погодь чуток...
– отмахнулся от него ведьмаг.
Внезапно воздух рядом с ними сгустился туманной дымкой и весьма ощутимо задрожал.
Антону показалось, что он стоит под высоковольтной ЛЭП - короткие волоски на теле поднялись дыбом, недолеченные до конца зубы невыносимо заныли, а все внутри затрепыхалось мелкой дрожью. Парень поежился, тело, словно ватой, набито. Он отступил на несколько шагов в сторону, оперся спиной о ствол старой ели, прикрыл
Что за ерунда? И только тут сообразил, что около деревьев тихо, а слабый гуд, похожий на гудение потревоженного пчелиного роя, идет от Отлюдка. Хорошо видная полупрозрачная воронка локального смерча закручивалась над его головой, свивая в жгут пряди длинных белоснежных волос. Колдун обходил по кругу насыпанный ими холмик, изредка наклонялся и, подхватывая в горсти землю, бросал её вверх. Вскоре между ними возникла рыжевато-коричневая завеса и скрыла от взгляда изумленного парня ведьмага. Крупицы перепрелой лесной почвы зависали в воздухе вопреки законам земного притяжения. Приблизиться к нему Антон не рискнул, просто присел под деревом и не сводил глаз с медленно вращающегося порошистого облака. Эх, хуже нет, чем ждать, а ещё тяжелее ждать, не понимая, что к чему....
– Что, сморило тебя?
"Неужели прикемарил? Так, может, мне все приснилось? Нет...
– Антон сильно потер обеими руками лицо, разгоняя кровь. Проклятый колдун никуда не делся, и рьяно тормошил вялого парня.
– Что он от меня хочет?
– Плавающий спросонья взгляд остановился на ведьмаге.
– Видок у него... Как из-под земли вылез... Да и я не лучше выгляжу, наверное... А девушка?".
– Ты не кори ни себя, ни меня, - заметив, как заиграли желваки на скулах парня, сказал Отлюдок.
– Я ничего плохого сестре твоей не делал. Земля она ведь чем хороша? Любая погань ею примется и чистой вернется, потому всякая нечисть так и любит в норах хорониться, иначе скверной своей раньше времени бы захлебнулась. Смотри...
Нехотя повернул голову Антон туда, куда указал ведьмаг. Девушка лежала на прежнем месте у костра - измызганная одежда разодрана в клочья, а в прорехи тело светится, словно после бани розовато-матовое. Сердце на миг замерло и резво переместилось в низ живота, чтобы забиться там с удвоенным рвением. Парень стыдливо отвел глаза. Не то, чтобы он таким уж скромнягой был, но предпочитал разглядывать обнаженных девушек в более интимной остановке, а не так вот, исподтишка...
– Но разве это не жестоко? Вот так, не разобравшись...
– Иногда уяснять не стоит, что к чему. Ворочаться шибче надо...
– Колдун закаменел лицом.
– И что ты можешь знать о жестокости?
...Жадно хватая воздух раскрытым ртом, вынырнул мальчишка на поверхность реки. Охваченный пламенем крабль выносило на стрежень. Река, подхватившая погребальную лодку, ярилась, пытаясь перевернуть её, но широкая долбленка упорно держалась на плаву. Тоскливым взглядом проводил Родослав крабль, уносимый течением, потом развернулся и размашистыми саженками поплыл к берегу.
Увидел, как схватила за плечи мать метнувшуюся к нему навстречу Синеоку, прижала, всхлипывая, к себе, как вышел вперед князь... Одного лишь не заметил - как поднялся из воды громадный черный котище, сверкнул желтыми глазищами, брезгливо отряхнулся и двинулся следом за ним.
– Слова не держащим один путь в изгои...
– Словно наотмашь хлестнул мальчика приговор князя.
– Давший кров и хлеб следом пойдет... Все сказал.
– Он развернулся и размашистым шагом пошел прочь.
Родослав с надеждой глянул на людей, застывших, как изваяния: суровые вои, хмурые мужики, зареванные бабы, не смеющие поднять глаз на отщепенца... Напрасно... ни один не пойдет против воли старшего, ибо выжить в лесах в одиночку... Даже слова не дали молвить в оправдание, точно не знали его с измальства...
– Трус! Предатель!
– и толпа взорвалась криками.
Понурив плечи, мальчик медленно побрел по берегу, чтобы не слышать криков за спиной, потом, едва сдерживая рвущие грудь рыдания, побежал, стараясь как можно скорее убраться подальше от селения, куда дорога ему теперь заказана навечно.
Темная четвероногая тень, не обгоняя человека, шаг в шаг следовала за ним.
Когда уже не было сил сдерживаться, Родослав заголосил навзрыд, напрочь позабыв отцовское напутствие "Слезам воли не давать". Чуть успокоившись, зло отер горящие щеки, прислушался. Тишина вокруг стояла мертвая: ни шороха листьев, ни птичьего посвиста, ни гуда вездесущей лесной мошки.. Обступивший мальчика лес замер от всплеска человечьего отчаяния, даже бродун ветер, беззаботно гуляющий в кронах деревьев, притих. Далече ноги занесли, да делать нечего - теперь это его дом... Придется отлюдком жить. Он снова всхлипнул, представив ожидающую его участь. Не может человек жить один! Не может!
– Беда, что текучая вода - набежит, да схлынет...
Родослав резко развернулся на голос. Неужто кто-то осмелился последовать за ним? Неужто?..
Неясная тень, сливающаяся с кустами, скользнула к мальчику. Тот едва удержал вскрик - хоть и старались жить родовичи с лесом в мире, да только потаенок много скрывалось в пущах. А о таком и знающие не сказывали... Черный, как смоль, котище встал перед человеком, плотоядно облизнулся, прищурил медовые глаза.
"Ужель лесовик самолично познакомиться вышел?
– Родослав напрягся.
– И то дело, нечего зазря по лесу кажному бродить...".
– Не гневись, Лесной Хозяин, я не со злом пришел. Дозволь гостем быть...
– Да ладно тебе, живи, сколько хочешь, - внезапно хмыкнул "лесовик", - мне-то все одно, я сам здесь такой же гость.
– Как это?
– не сводя глаз с ухмыляющейся физиономии кота, справился мальчик.
– Разве ты не дух лесной?