Каждый за себя

Маринина Александра

–  Что с вами, Костя, вы не больны?
– вежливо спросила я.

–  Наверное, болен, - не то согласился, не то предположил мальчик.
– Голова тяжелая, и настроение паршивое.

–  Температуры нет? Не измерял?

–  Вроде нет.

–  Не знобит? Ноги не ломит?

–  Да нет, кажется.

–  Значит, переутомился, перезанимался, - успокоила я его.
– У студентов это часто бывает, вы же не умеете планировать и распределять нагрузку, неделями дурака валяете, потом кидаетесь наверстывать перед рубежным контролем, ночами не спите, поесть забываете, память напрягаете. Типичная картина. Шли бы вы спать, Костя.

Дело- то к полуночи, а вам вставать рано. И не вздумайте завтра утром гулять со мной, выспитесь как следует.

Может, я ничего и не понимаю в людях, я, конечно, не Назар Захарович Бычков и хорошим онером никогда не была, но голову могу дать на отсечение - Косте явно нравилось то, что я говорила. Нравилось, что

можно, не теряя лица, развернуться и возвращаться домой. И нравилось, что можно завтра не вскакивать ни свет ни заря, чтобы погулять со мной и с собакой. То есть мальчик поддался порыву, вполне вероятно - под влиянием ссоры с родителями, когда захотелось уйти из дома, но непонятно - куда, познакомился со мной, признался в своих симпатиях (не стану употреблять в данном контексте выражение "признался в своих чувствах", ибо оно звучит сомнительно и не совсем уместно), попросил разрешения гулять со мной по утрам и вечерам, а теперь не знает, что с этим делать. Вроде бы какие-то обещания дал, вроде бы взрослый мужчина со взрослой влюбленностью, и как-то ему теперь неудобно… Вот бедняга! Мужики постарше и поопытнее смотрят на такие вещи просто: мало ли что они вчера говорили в порыве страсти, сегодня-то порыва нет, стало быть, и слова совсем другие. А этот "последний романтик", наверное, полагает, что раз заикнулся, то отныне должен соответствовать.

Господи, какой же он еще маленький и глупенький! Детский сад, ясельная группа.

–  А вы не обидитесь, если я вернусь домой? Я правда что-то плохо себя чувствую.

Ну точно, так и есть. Он думает, что если не будет со мной гулять, то я обижусь. Как будто он мне что-то должен!

–  Не обижусь, - улыбнулась я.
– Между прочим, по образованию и по профессии я врач, и здоровье человека для меня всегда на первом месте.

Если бы у меня было две головы, то я и вторую дала бы на отсечение, что при этих моих словах Костя испытал облегчение. Наивный маленький дурачок.

Он еще пару минут помялся, интересной темы для разговора не нашел и покинул меня. А я, идя на поводу у скучающего и демонстративно зевающего Аргона, вернулась домой.

Вот и все, думала я, расстилая постель и укладывая голову на подушку под Патриковым брюшком, все и закончилось. Закончился этот невероятно длинный день, начавшийся в понедельник, закончилась эпопея с шантажистом. Ну, почти закончилась. Мне предстоит еще пережить первую половину завтрашнего дня, и если звонка с требованием денег не будет, я вздохну спокойно. А если будет? Я немедленно обращусь к Севе Огородникову, и он все уладит. Самое главное - обеспечить отсутствие хозяев дома на момент звонка. На двенадцать часов дня я вроде бы застрахована, но ведь кто сказал, что шантажисты - люди пунктуальные? Никто этого не говорил. Этот гаденыш может позвонить и не в полдень, как мы уговаривались, а куда позже или вообще вечером, и к телефону подойдет сама Наталья, и кто знает, что тогда случится… Нет, если у него есть хоть чуть-чуть мозгов, он не станет звонить в другое время, ведь я, выступая в роли Натальи, предупредила, когда назначала время звонка, что буду в это время одна и смогу свободно разговаривать.

Утро сложилось по графику и без неожиданностей.

Костя мирно спал (я так думаю) и на свидание не явился.

Старый Хозяин, Денис, Алена, Гомер и Наталья встали, позавтракали (каждый в свое время и по отдельному меню) и разошлись, кто по месту работы или учебы, кто по комнатам. Мадам, дважды предупрежденная накануне о необходимости везти деда на собрание, не забыла о своем обещании и в начале одиннадцатого погрузила свекра в автомобиль. Я осталась одна в компании животных.

Такие спокойные минуты выпадали мне за время работы в Семье нечасто, только когда Николай Григорьевич уезжал, а случалось это, как я уже рассказывала, примерно раз в два месяца. В остальное время я никогда не оставалась совсем одна в квартире. Надо бы заняться уборкой… Нет, лучше сходить на базар и в магазин, до двенадцати времени достаточно. Уборку можно делать, когда Главный Объект дома, а вот за продуктами мне приходится, как правило, бегать бегом, чтобы успеть вклиниться в промежуток времени, пока кто-то из Сальниковых находится рядом с дедом, и никого не задержать и не подвести. А базар, как известно, спешки не любит. Это в супермаркете можно схватить любую, скажем, буханку хлеба из двадцати других, того же сорта, лежащих рядом, потому что все они одинаковые, с одного хлебозавода и из одной партии муки. И если нужно купить масло определенной марки, то просто отыскиваешь на полке знакомую упаковку и, не глядя, бросаешь в тележку. На базаре не то. Прежде чем что-то купить, надо обойти все ряды, все просмотреть, поинтересоваться ценой, пощупать, понюхать, попробовать, поговорить с продавцами, чтобы определить, действительно ли овощ или фрукт выращен в Подмосковье или привезен из южных республик. И только после этого составлять план, у кого, что и сколько покупать. А если в твоем распоряжении пятнадцать-двадцать минут

на все про все, то покупки получаются далеко не самые удачные, и берешь вовсе не то, чего на самом деле хочешь, а то, что успеваешь и что подворачивается под руку.

Или бог с ним, с базаром? Животных оставлять одних опасно, вчерашний день - яркий тому пример, а ведь дома была Наталья, и то Патрик умудрился накормить Аргона запрещенными конфетами. Конечно, можно запереть котов в санузле, где стоят их лоточки, пусть покукуют в обществе друг друга, а Аргона изолировать в прихожей, закрыв двери во все помещения и убрав из зоны видимости и "доставаемости" все кожаное и меховое, дабы уберечь пса от соблазна погрызть и пожевать. Хозяева так поступать не разрешают, я неоднократно предлагала этот вариант, и каждый раз он встречался в штыки, как негуманный по отношению к животным, но ведь никого дома нет и в ближайшие два часа не предвидится, никто не узнает. Нет, не по мне это, нельзя - значит, нельзя. Я, конечно, хитрая, изворотливая, даже где-то находчивая, но не подлая, в том смысле, что не делаю того, что не разрешено, исподтишка. Нельзя - значит, нельзя, соблюдение хозяйских указаний оплачивается моей зарплатой. Тогда, стало быть, уборка. Или ну ее?

Может, просто посидеть тихонечко с книжкой, заварить себе свежего зеленого чаю и понаслаждаться одиночеством? Имею я, в конце концов, право на отдых или как?

Чай я заварила и даже выпила две пиалушки, но потом меня загрызла совесть. Обернуться с базаром я уже не успевала до двенадцати, поэтому достала тряпки, чистящие средства и пылесос и занялась делом.

Лучше бы я пошла на базар, честное слово! Потому что в половине двенадцатого тренькнул звонок, и, когда я открыла, на пороге тамбурной двери стоял собственной персоной Евгений Николаевич Сальников, младший сын Николая Григорьевича и Аделаиды Тимофеевны и, соответственно, младший брат Великого Слепца. Тот самый "брат Евгений", который злоупотреблял алкоголем и заставлял Старого Хозяина столь трепетно относиться к "нарушениям режима" со стороны старшего сына.

С Евгением Николаевичем я уже была знакома, за время моей работы он приходил несколько раз. Каждый его визит был как две капли воды похож на предыдущий, вплоть до времени суток. Всегда в первой половине дня.

Всегда с похмелья. Всегда в приличном костюме, выбритый и с вымытыми волосами. Всегда с бодрой улыбкой и жадно блестящими глазами. Но это - на поверхности.

На самом же деле, то есть в глубине, картина получалась примерно такая: длительная и обильная пьянка, потом два-три дня "добавления" в меру финансовых возможностей, потом визит в семью брата, потому что деньги закончились, а здесь можно перехватить и денег, и выпивки. Нальют обязательно, отказать не посмеют, все же вокруг интеллигентные люди, и ни у кого язык не повернется вслух произнести: ты алкоголик, я не дам тебе денег и не налью водки. Все же делают хорошую мину и строят образцовую семью обеспеченных "новых русских". И главное - никто не пойдет на открытый скандал, иначе папа разволнуется, а ему нервничать нельзя.

Значит, будут улыбаться, сцепив зубы, наливать, подавать закуску, потихоньку подкидывать деньжат "на поправку здоровья". Можно было бы, конечно, просто попросить денег и быстренько ретироваться, но не таков у нас Евгений Николаевич. Он хоть и бывший, но интеллигент, он любит, чтобы все было красиво, и стол чистый, и тарелки белоснежные, и еда вкусная, и водка из холодильника, и стопочка до прозрачности отмытая. И чтобы не пить в одиночку. Ибо питие без компании - вернейший признак алкоголизма. Разумеется, при уходах в глубокие многодневные запои Евгений Николаевич и в одиночку не гнушается водочку выкушивать, поскольку до алкоголизма он все-таки допился. Но при менее тяжелых ситуациях он все еще надеется обмануть окружающих и самого себя и строит эдакого вполне благополучного, но временно неудачливого в делах и в личной жизни богемного интеллигента, решившего в свободное время навестить родственников.

Насчет неудачливости в делах - тут все правда. Образование у братьев Сальниковых совершенно одинаковое, потому как покойная Адочка обоих сыновей в свой институт учиться устроила. Но если спокойный, флегматичный и, смею надеяться, рассудительный Гомер сумел без излишней суеты, шума и пыли найти себе вполне прибыльное дело, без гигантского размаха, скромненькое, но зато стабильное, и при этом, уйдя с преподавательской работы, остаться в том же институте не то почасовиком, не то на полставки, чтобы не терять на всякий случай педстаж, то его младший братец, обуреваемый идеями немедленного обогащения и порочным (правда, непонятно откуда взявшимся) представлением о собственной исключительности, принялся с приходом новой экономической ситуации метаться в разные концы, наделал глупостей, подорвал свою репутацию и растерял всех друзей. Через некоторое время приобрел новых, но уже не тех, с которыми можно было вести дела, а исключительно таких, с которыми хорошо было "расслабляться" в алкогольно-закусочном антураже, мня себя непризнанным гением и понося общую несправедливость мироустройства.