Каждый за себя
Шрифт:
– Погодь, – вожак придержал за локоть напарницу.
Девочка посмотрела на него из-под длинной сальной челки с угрюмым недоумением.
– Пусть бегут, – сказал Лето и пояснил: – На улице холодища. А эти три дуры, раз уж раздеваться начали, быстро замёрзнут. Наши сами справятся. А мы с тобой пока на лёжку к ним сходим, – он усмехнулся вопросительному взгляду подруги. – Знаю я, где их лежка, знаю.
* * *
Рамон слегка поёжился, стоя у двери непримечательного
И вот Рамона пускают в святая святых – дом бонзы. Мля, очково-то как… Прийти на хату авторитета всего-то через месяц работы в группировке! Это или взлёт, или… залёт. Лучше бы первое, конечно. О втором даже думать не хочется.
Поневоле вспомнилось, как полчаса назад Батый будто бы вскользь уточнил:
– Сколько человек знают про твое участие в убийстве бивнястого?
– Один, и он на дно уже лег, – честно ответил Рамон.
– Отлично. Когда вся эта фигня закончится, познакомишь. Мне толковые люди нужны. Да и тебе они тоже пригодятся. И учти: ты про свою банду и её дела не в курсе.
Капец. Встрял, так встрял. Получается, Ушлому кто бивнястого мочканул – знать не нужно. Ёп. А ведь поговаривают, будто у него в башку детектор лжи встроен! И как теперь не спалиться? Батыю-то по фиг, вон, спокойный, как киборг, а ему – Рамону – каково? Он с Ушлым говорил-то один раз всего. То есть, Ушлый с ним. И не говорил, а поставил в известность, как относится к рэперским шмоткам. До сих пор стрёмно, что привлек внимание старшего не работой, а дебильным прикидом. Но кто ж знал, что у него в банде так с этим строго?
Это потом уже Рамон обратил-таки внимание, что люди Ушлого и впрямь сильно отличаются от всех прочих – нормально одетые, правильно говорят, спокойно себя ведут… И в доме-то, вон, как всё… обалденно!
Внутри особняк и впрямь напоминал кадр из какого-нибудь крутого стереофильма: лестница, ковры, элегантная мебель, чистота, мягкий свет… Ничего лишнего, никакого пафоса, но выглядит так, что хочется идти по стеночке и благоговеть. Мля, неудивительно, что бонзе не понравились Рамоновы шмотки и сальные дреды.
– Чего замер? Разувайся, – подтолкнул молодого в спину Батый.
Рамон поспешно стянул изношенные стоптанные кроссовки и украдкой заправил носок между пальцами, чтобы скрыть дыру.
– Идём, – махнул Батый и отправился вверх по лестнице.
Чикано заторопился следом, на ходу одёргивая одежду и досадуя про себя, что брился целых три дня назад. Но кто ж знал-то, блин!
Прошли длинным уютным коридором, на стенах которого тепло горели выполненные под старину лампы. Батый стукнул в дверь и вошел.
Ушлый сидел за массивным столом и перелистывал книгу, однако, судя по выражению лица, даже не пытался читать.
– Приветствую, бонзо, – кивнул Батый, усаживаясь в уютное кожаное кресло
Рамон замер на пороге, пока старший не кивнул на стоящий возле книжного шкафа стул.
– Самый толковый из моих, – представил Батый чикано. – Всё утро по сектору бегал.
– Толковый, говоришь? – Ушлый посмотрел на Рамона без узнавания. – Ну, тогда излагай. От самого важного и по нисходящей.
– Самое важное… – Рамон сглотнул, незаметно спрятал ноги в дырявых носках под стул, а руки положил на колени, чтобы были на виду. – Бивнястые вставили пистоны трём патлатым. Когда другие патлатые на выручку подоспели и завалили стрелков, которые бдели за казнью, то потеряли ещё пятерых. В итоге решили в отместку двух схваченных бивнястых на жаркое пустить, но сдуру начали жарить перед магазином Олли. Тот подпалённых пристрелил и сказал, что в следующий раз грохнет придурков, которые надумали вонять горелым рядом с его заведением. Сам Олли закрыт, не пройти. «Нора» утроила охрану. Пускают не всех. В «Хризантемах» так же. Ну, всякая мелочь по-разному: «Девять жизней» людей набрали, укрепились, а, скажем, помойка на третьей радиальной закрылась – хозяин все запасы заныкал и на дно лег.
– Хватит, это уже надиктуешь по выходе, оно пока не сильно важно. Что со связистами?
– Су Мин два часа назад пришла в «Нору» с каким-то мужиком не из наших. Тот это чужак или нет – не знаю, а чел, который инфу сообщил, того чужака не видел, поэтому подтвердить не может. Там же, в «Норе», корейские бойцы – пять или шесть троек. Остальные сидят в высотке и не высовываются.
– Ясно. Теперь самую неважную новость расскажи, – Ушлый расслабленно откинулся на спинку кресла.
Рамон замялся, а потом вдруг просиял и ухмыльнулся:
– Перед логовом Бивня написали: «Бивень – баклан». Бивень почему-то вышел с автоматом и расстрелял по надписи весь магазин.
Ушлый хохотнул:
– Вот вредная баба! – после этого бонза повернулся к Батыю. – Не вовремя это всё завертелось. Надо гасить. Кого из двоих оставляем?
– Патлатого, – помощник не задумался даже на долю секунды – явно ждал вопроса и давно решил, каким будет ответ. – Во-первых, Бивень уже почти неуправляем, а значит, свою полезность исчерпал, – Батый вскинул руку, упреждая возражение авторитета, и продолжил: – Им все труднее манипулировать, и максимум через год он слетит с нарезки. Тогда валить его придется уже нам самим.
– А во-вторых? – Ушлый вроде обращался к собеседнику, но Рамону почему-то казалось, будто бонза ждет ответа от него.
– А во-вторых, – Батый усмехнулся, – в секторе есть такой симпатичный и очень сексапильный фактор, благодаря которому нам мараться о Бивня не потребуется.
– Верно. Но, чтоб Патлатый не борзел, ему нужно подбросить конкурента, – Ушлый выпрямился и слегка подался вперёд – упёрся локтями в стол, сцепил пальцы. – Амиго, – бонза поставил подбородок на сцепку и впился в молодого пронзительным взглядом, – а ты, например, хочешь стать четвёртым бонзой сектора? Первый год поддержим, поможем и всё такое.