Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации
Шрифт:
Я бы хотела подвести читателя к некоторой промежуточной позиции: надо быть стойким, понимая важность стойкости, и гибким, понимая рациональность и историческую необходимость гибкости. В книге «Не пропусти остановку» Кэри отмечает, что, расставляя знаки препинания, нужно «на две трети руководствоваться правилами, а на одну треть – собственным вкусом». Сама я придерживаюсь простого правила: в одних вопросах пунктуации отличить верное от неверного предельно просто, в других – надо следовать своему чувству языка и здравому смыслу. Мне нужно – с помощью знаков препинания – обеспечить максимум ясности, поэтому я прежде всего хочу видеть апострофы на нужных местах, и не прекратит борьбу мой дух, и не уснет рука с мечом [46] (постойте, а разве «Новый Иерусалим» Блейка не начинается со слова «И»?), пока все до единого не осознают разницу между its и it’s и ни один болван не рискнет писать о dead sons photos без указания на то, один сын изображен на этих фотографиях или несколько. Говорят, что в некоторых государственных учреждениях чиновникам дано прагматичное указание – опускать апострофы, потому что никто больше
46
Цитата из стихотворения Уильяма Блейка «Новый Иерусалим». (Пер. Ю. Таранникова.)
Итак, я призываю действовать. Фанатики, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своего чувства гармонии, да и оно на исходе. Пусть мы не переменим мир, но нам хотя бы полегчает. Тут вот что важно: дать волю своему фанатизму, но при этом не получить в ухо и не угодить под арест за повреждение чужой собственности. Знаете кампанию «Тише» [47] , направленную против радиотрансляции музыки в общественных местах? А мы назовем свою – «Громче» [48] . Сопротивляйтесь. Действуйте. При малейшей возможности пускайте в ход ярко-красный маркер. Отправляйте обратно сообщения электронной почты и письма, в которых нарушены правила пунктуации; пикетируйте универмаги «Харродз» [49] . Не беда, что родные ненавидят вашего внутреннего фанатика и предпочли бы, чтобы у вас внутри жил Скуби-Ду. Зато если вы возьмете на вооружение бескомпромиссный подход к пунктуации, то в следующий раз, увидев объявление CD’s, DVD’s, Video’s, and Book’s, вы не запретесь дома в глубокой депрессии. Вы вступите в борьбу! Потому что – и это очень важно – вы не будете одиноки.
47
Pipe Down
48
Pipe Up
49
Официальное название сети универмагов – Harrod’s, в честь основателя по фамилии Harrod, но на вывесках пишется Harrods – без апострофа.
Это вечная беда фанатиков. Они чувствуют себя одинокими. Изгоями. У одинокого маньяка, вооруженного лишь апострофом на шесте, никогда не хватит духу выйти на демонстрацию перед зданием «Уорнер бразерс» по поводу Two Weeks Notice. Но если сколотить целый отряд, вдохновленный общей целью, кто знает, что удастся сделать? Преодолеть придется многое. Не в последнюю очередь – черты британского национального характера: сдержанность (невежливо говорить другим, что они ошибаются), безразличие (пусть это сделает кто-то другой), откровенную трусость (стоит ли рисковать собой ради смертельно больного типографского значка?). Но я верю, что у нас получится. Правда, верю. А кроме того, мой внутренний фанатик уже вырвался на волю. Он возбужденно вопит, брызжет слюной и размахивает руками.
Предвижу одну трудность: у каждого свои пунктики. И как бы ни была заманчива идея создания боевых отрядов защитников пунктуации, объединить наши усилия будет непросто. У одних, например, вызывает омерзение оксфордская запятая (вторая запятая в конструкции типа ham, eggs, and chips [50] ), другие при виде этой запятой остаются холодны как мрамор, зато их выводит из себя тенденция недоиспользования дефиса, которую борцы с оксфордской запятой могут вообще не замечать. Как писал Ивлин Во, «чуждый стиль представляется нам либо варварским, либо излишне педантичным». Кингсли Эмис в своей книге «Классический английский» (1997) высказал ту же мысль еще резче: мир грамматики делится на недоумков и умников, где недоумки отвратительно небрежны в обращении с языком, а умники – по нашему мнению – возмутительно педантичны. Если оставить английский на откуп недоумкам, он «умрет от загрязнения, как поздняя латынь». Попав в лапы к умникам – погибнет от избытка чистоты, «как латынь средневековая». Издержки такого подхода очевидны. Если считать всех кругом недоумками и умниками, трудно – даже во имя великой цели – найти общий язык хоть с кем-нибудь.
50
ветчина, яичница и картофель фри
По-вашему, киношные гангстеры слишком легко заводятся? Так вот, фанатики еще хуже. Чешский писатель Милан Кундера однажды расторг договор с издателем, который требовал заменить точку с запятой на точку. Редакторы одного и того же издания, пользующиеся одним и тем же справочником, могут целый день не покладая рук вставлять дефисы, удалять их и вставлять снова. В этих условиях особую популярность приобретает пометка на полях STET (которая означает «оставить как есть» и отменяет все внесенные изменения). Работая в 1986–1990 годах литературным рецензентом в журнале «Лиснер», я обнаружила, что мое стремление сделать текст как можно более удобочитаемым неизменно пресекается одной корректоршей: она коварно вставляла в мои рецензии десятки дополнительных запятых, каждая из которых жалом вонзалась в мою плоть. Разумеется, я не подавала виду, как мне больно. Я говорила «спасибо», дожидалась, пока она выйдет из комнаты, и, встав для пущей устойчивости на ноги, набрасывалась на изуродованные
Книга, которую вы держите в руках, не справочник по грамматике – в грамматике я не сильна. Для меня подчиненная клауза навсегда останется одним из подчиненных Санта-Клауса (потому что такое объяснение я однажды услышала из уст актера Мартина Джарвиса). Но чтобы знать, когда лучше заменить тире скобками, а запятую – точкой с запятой, не нужно ученой степени по английскому языку. Если б я не верила, что каждый способен понять, где ставить апостроф, я бы не стала писать эту книгу, которая не тянет даже на пособие по пунктуации, потому что отвечает далеко не на все вопросы. На свете полно прекрасных справочников по пунктуации; есть даже замечательное пособие для детей, «Ремонт пунктуации», которое пытается внедрить идею «Тупость не катит!» – что, конечно, неправда, но самой попыткой можно только восхищаться.
У этих справочников один недостаток – их читают в основном иностранцы. Носителям английского языка и в голову не придет купить и прочесть такой справочник. Вспоминается эпизод из фильма Вуди Аллена «Мелкие мошенники», когда Хью Грант вкрадчиво предлагает невеждам-нуворишам – Аллену и Трейси Ульман – помощь в повышении их культурного уровня. «Что бы вам хотелось узнать?» – спрашивает он у Аллена, хранящего во время разговора мрачное молчание. Аллен неохотно выдавливает: «Ну, мне бы хотелось узнать, как пишется “Коннектикут”». Какое верное наблюдение! Мне бы хотелось узнать, как пишется «Коннектикут». Если вас всегда интересовало, где нужно ставить апостроф, значит, вы этого никогда не узнаете. По той простой причине, что узнать это – легче легкого.
В чем же смысл этой книги, если она не учит расставлять знаки препинания? Скажем так: знаете все эти самоучители по психологии, которые позволяют нам любить себя? Ну вот. А эта книжка позволяет любить пунктуацию. В ней рассказывается, как возникли правила, которые сегодня в ходу, как небольшой, но гибкий набор значков позволяет маркировать почти все (хотя и не совсем все) типы высказываний и как, если верить Бичу [51] , некий зеленщик во время оно вдохновил королеву Елизавету учредить должность королевского апострофщика. Но главная задача книги – помочь фанатикам освоиться со своим седьмым чувством, способностью видеть мертвую пунктуацию (прошепчите со слезой в голосе: «Она не знает, что умерла»), и сохранить при этом чувство юмора. У меня есть две любимые карикатуры. На первой – десять римских солдат, один из которых распростерт на земле. «Угроза казнить каждого десятого оказалась не такой уж страшной!» – цитирует подпись жизнерадостное высказывание одного из уцелевших. На другой – озадаченные люди растерянно толпятся перед зданием возле надписи Illiterates’ Entrance [52] . А знаете, что самое ужасное? На рисунке было написано Illiterate’s Entrance, и надпись пришлось поправить. Я замазала «штрихом» неправильный апостроф и вставила правильный. Кое-кто просто рожден для борьбы за пунктуацию.
51
Псевдоним Уильяма Хартстона, под которым он ведет юмористическую колонку в газете «Дейли экспресс».
52
Вход для не умеющих читать.
Покладистый апостроф
Весной 2001 года шоу «Поп-звезды» канала ITV1 сотворило поп-чудо нашего времени – вокальную группу Hear’Say. Как сейчас помню, появление этой группы стало общенародным событием: все толпами ринулись покупать их записи, а газеты, столь скрупулезные в вопросах названий, сразу же научились правильно ставить апостроф в Hear’Say и не вставлять пробелов. Называть эту группу Hearsay (в одно слово) было бы, видите ли, неверно. Называть ее Hear-Say (с дефисом) означало демонстрировать возмутительное невежество в области поп-культуры. В результате бедный маленький апостроф, так нелепо подвешенный в названии Hear’Say, был многократно размножен, и никто не подумал о его страданиях. Никто не обратил внимания на его жалкое положение; болтаясь без всякого смысла, он безмолвно взывал к имеющим глаза: «Я – полноценный знак препинания, заберите меня отсюда». К счастью, посетив через пару лет сайт группы Hear’Say, я узнала, что у этой грустной истории счастливый конец: в январе 2002 года Ким покинула коллектив, чтобы – после множества противоречивых слухов и официальных опровержений – выйти замуж за Джека, и группа через полтора года после возникновения благополучно прекратила свое существование.
Заточение апострофов в неволю и выставление их в глупом виде уголовно ненаказуемо. Жестокость по отношению к знакам препинания не подпадает ни под один закон: можно спокойно выдергивать ноги точке с запятой, испепелять лупой вопросительные знаки – ну и так далее, на что хватит фантазии. Однако появление в 2001 году группы под названием Hear’Say знаменует важный этап на пути к пунктуационной анархии. Как мы увидим впоследствии, покладистый апостроф всегда выполнял свою работу в нашем языке с энтузиазмом и изяществом, но его никогда по-настоящему не принимали всерьез. Его готовность приспособиться к обстоятельствам не вызывала сочувствия и всегда считалась само собой разумеющейся; теперь, в пору крайней графической распущенности, мы расплачиваемся за это. На этот хрупкий знак взвалили слишком много, но он и не думает роптать. Подобно старику из пьесы Артура Миллера «Суровое испытание», которого религиозные изуверы в черных шляпах подвергают мучительной смерти под расплющивающим его грузом, апостроф словно просит: «Грузите еще!» «Грузите еще», – отважно, хотя и все тише, приговаривает апостроф. «Еще», – шепчет он и сейчас. Но скажите на милость: сколько мучений должен вынести этот знак? Сейчас, когда он уже при последнем издыхании (а кретины продюсеры вставляют его в названия из декоративных соображений), не пора ли понять, что апостроф нуждается в нашей помощи?