Казнить нельзя помиловать
Шрифт:
Фирсов посерьезнел, поскучнел.
– Ну что ты, ей-Богу! Ну давай сейчас не будем о серьезном, давай повеселимся - в конце концов, из конца в конец! Успеем еще об этом. Давай лучше потанцуем...
Он вскочил, для смеха поддернул трусы, схватил Юлю и затормошил ее, как бы танцуя. Юля, и правда, встрепенулась, заулыбалась, игриво прижалась к Валентину Васильевичу.
– То-то же!
– задорно крикнул он и ни к селу ни к городу вдруг заголосил: - Мы не рабы-ы-ы!.. Рабы не мы-ы-ы!..
Потом они опять уселись за свой "стол" и, переплетя руки, начали зачем-то снова пить на брудершафт.
Они стояли на коленях, тесно прижавшись друг к другу, соединившись поцелуем в одно неделимое целое, и, казалось, никого и ничего в мире больше нет, кроме них двоих, ласкового солнца над ними и добродушно шепчущихся старых мудрых дубов и берез.
Юля, прервав поцелуй и предчувствуя во всем теле приближение горячей волны восторга, опрокинула голову назад, почти не прищурив глаза глянула на солнце и выдохнула:
– Я люблю тебя, милый!
Она опустила взгляд, чтобы увидеть лицо любимого...
Вдруг она вздрогнула и глаза ее округлились.
– Валя!!!
Никогда еще она так его не называла. Валентин Васильевич обернулся и резко вскочил...
Часть II
1. Вороньё
Вороны встревожились и загалдели-закаркали.
Иные, уже урвавшие свое, тяжело взлетали, выбирались из-под зеленых крон в чистоту неба и от греха подальше улетали прочь. Две самые наглые и еще голодные остались, они только, взмахивая крыльями, отбежали в сторону.
Люди, потревожившие их, расположились совсем рядом, на соседней поляне. Они смеялись, кричали, гомонили не хуже ворон. Плотный вой магнитофона сотрясал тишину леса. Скоро на траве забелели газеты, на газетах появились бутылки водки и "чернил", килька в томате, мокрая толстая колбаса, прыщавые огурцы, недозрелые помидоры, лук перьями и буханка хлеба. Все сгрудились вокруг выпивки и закусона, чокнулись гранеными стаканами, принялись весело жевать.
– Ой, гляньте!
– вскрикнула одна девчушка.
– Что это? Она подпрыгнула и ухватила с ветки ярко-красную полоску материи.
– Кажись, поясок от платья?..
– Во, кто-то балдел так балдел здесь!..
– И любовью занимались - даже одеться до конца забыли!
– Везет же людям!..
Особенно изощрялись в остроумии ребята. Девушка, нашедшая поясок, повязала его на свой голый живот, повыше трусиков - так, для смеха. Праздник продолжался.
Когда все уже танцевали под маг, громко горланя песни, девушка с пояском многозначительно взглянула на кряжистого кудрявого парня и обронила:
– Пойду грибы искать... Страсть как люблю собирать грибы...
Парень нагнал ее быстро, хитрованка не сделала и двух десятков шагов. Они принялись искать грибы вместе, но как-то так получилось, что уже через пяток минут руки их встретились, а потом и губы. Они целовались молча, яростно, словно состязались, кто кого перецелует. Наконец, парень, совсем задохнувшись, прерывисто шепнул:
– Пойдем вон туда... Вишь, трава какая.
Действительно, у двух больших берез, где громоздилась куча каких-то коряг и веток, трава росла особенно густо и казалась на вид шелковистой, мягкой. Через секунду они уже целовались взасос на этой изумрудной прохладной подстилке...
Но что-то нарушало комфорт, что-то мешало им отдаться
– Слушай, чем это так воняет? Падалью какой-то...
Она взглянула внимательнее в ворох веток под березами и вдруг больно вцепилась ногтями в руку своего милого, побелела так, что исчезли с лица веснушки и взвизгнула:
– Ой, что это, а?!
Из-под пожухлых листьев и уже голых ветвей торчала желтая человеческая ступня со скрюченными пальцами.
– Ма-моч-ка-а-а-а!..
2. Родион Федорович Карамазов
Следователь Барановского областного управления внутренних дел старший лейтенант Карамазов в понедельник с самого утра чувствовал себя крайне мерзко.
В его тесном неуютном кабинете в полдень сгустилась плотная жара прямо в окно с нарастающей мощью било солнце, которое в этот первый августовский день хотело, наверное, установить температурный рекорд за лето. Что же будет в самый разгар дня?..
Но Родиона Федоровича Карамазова мучила не только жара. Он вытащил из кармана зеркальце, еще раз оглядел себя: да-а, несмотря на идеальную выбритость подбородка и ровность пробора, синева под глазами и желтый отлив скул придавали лицу несколько помятый вид. Карамазов показал самому себе язык - и язык совсем плох, с неприятным рыхлым налетом. Следователь вздохнул, потрогал гудящую голову и залпом выпил уже третий стакан тепловатой казенной воды. Помогло мало.
Он сел за стол и еще раз пробежал взглядом по строчкам "Протокола осмотра места происшествия": "...трупп мужчины лежит на животе... в области запястья левой руки находятся электронные часы, корпус из белого метала с металическим браслетом из белого метала... На пластинке застежки браслета написано гравировкой - "Фирсов В. В. I /+/"... Резко выражено гнилостное изменение труппа, имеется большое количество личинок мух... Трупп женщины лежит на животе... часы марки "Восток", желтого метала, стрелки показывают 18 час. 26 мин., на календарном устройстве число 24... Трупп женщины одет в трусы и лифчик светло-розового цвета, туфли типа "босоножки" на платформе... Резко выражено гнилостное изменение, большое количество личинок мух..."
Карамазов представил въяве это "большое количество личинок мух", то есть, попросту говоря, - червей, и едва подавил в себе приступ тошноты.
– Вот тоже мне - следователь!
– разозлился он ни с того ни с сего на автора протокола и своего товарища - следователя Будённовского горотдела Николая Шишова.
– И когда грамоте научится: "трупп", "метал" - всё наоборот пишет... Да еще "18 часов"... Ну откуда он знает, что восемнадцать, а не шесть утра?..
Карамазов еще вбухал в себя стакан отвратной воды и, чтобы успокоиться, достал кистевой эспандер - резиновый тугой бублик - и принялся привычно мять его то одной, то другой рукой. Для следователя Карамазова эспандер был то же самое, что трубка для Мегрэ и скрипка для Шерлока Холмса. Еще одна привычка Карамазова - хождение из угла в угол камеры, как называл он свой тесный кабинет, - была задействована, чтобы немного взбодриться и привести в рабочее состояние тело и дух. Во время метания по диагонали кабинета лучше пульсировали мысли.