Казнить нельзя помиловать
Шрифт:
— Пальтуган штуку бакинских стоит. С вора снял. Он в «Крестах» сидел, попросил ему теплую куртку принести, а взамен свой пальтуган отдал. Держи!
Ковалев перебросил пальто со своей руки прямо мне на колени. Я не ожидал такого подарка. Если рассказать маме, что я иду в оперативную разработку, переодетый в воровское пальто, я даже не смогу представить, что с ней будет. И еще я подумал, что она, пожалуй, скоро сама пойдет на прием к военному комиссару и попросит отправить меня в стройбат. Срочно, вне очереди и призыва!
От пальто несло каким-то кислым запахом, я подумал,
Мне даже понравилось, этакий франт в пальто от Версаче.
— Так-с, так-с, — бормотал Ковалев, роясь в шкафу.
Вдруг он бросился на пол и начал рассматривать мои ботинки. Я подобрал ноги под стул.
Странный он все-таки, этот Алексей Ковалев, думал я, опасливо косясь на ползающего внизу капитана. Иногда, он выглядит, как нормальный, иногда, как придурок. А какой он, настоящий Ковалев? Кто вы, доктор Зорге?
— Ботинки покатят, только почисти их. — Ковалев поднялся с колен и отряхнул джинсы. — Рубашку и штаны сам добудешь, мне некогда. Мне еще ксиву надо сделать на коттедж, оформить все как следует. Давай твой паспорт. — Он требовательно протянул руку.
Мне пришлось расстаться с паспортом. В одной руке я держал пальто, снятое с плеч вора, другой протягивал паспорт. Ковалев отвел руку, и я полетел на пол, потеряв равновесие.
Вот сволочь! Редкая сволочь! Какая редкая сволочь! — размышлял я, валяясь на полу вместе с воровским пальто.
Ковалев смеялся так, словно ему случайно смешинка в рот попала и он захлебывался от смеха.
В кабинет прибежали оперативники, они молча посмотрели на нас — меня, пытающегося подняться с пола вместе с пальто, и Ковалева, задыхающегося от смеха. Постояли. Поглядели. И молча разошлись. Очевидно, не в первый раз лицезреют подобное.
Уставясь в белесые ресницы Ковалева, я молча ждал, когда он закончит свои инструктивные наставления. Наверное, я проходил самую настоящую стажировку. Всем стажировкам стажировка!
— Ну, все! Свободен! Не видишь, я занят. — Ковалев выдохнул воздух и вмиг посерьезнел. — Завтра будь готов к труду и обороне. Чтобы все было тип-топ, ну, там, рубашечка, галстучек, ботиночки надрай. Учишь вас, учишь, и никакого толку. Да, учти, денег на расходы не будет, разве что самая малость. В ФЭУ много денег не дают…
И он отвернулся от меня, как от чего-то надоевшего до колик.
Я побрел к выходу. Пальто тащилось по полу, а поднимать его было ужасно лень. В туалете на втором этаже я долго полоскал рот, будто съел что-то невкусное и гадкое. Мама с детства приучила меня после каждой еды полоскать рот.
— Если нет возможности почистить зубы, рот обязательно нужно вымыть.
— Зачем? — отнекивался я.
— Зубы останутся здоровыми, — твердила мама, четко добиваясь своей цели.
Она вообще всегда добивается своей цели. Теперь после каждой еды мне приходится искать кран, чтобы избавиться от остатков еды. Зато все стоматологи
На сей раз я полоскал рот после инструктивных наставлений Ковалева, и мне казалось, что я до отвала наелся жуткой гадости.
По дороге домой я зашел в химчистку на Литейном. Пришлось долго упрашивать приемщицу постирать пальто, чтобы выветрился жуткий запах. Она понюхала шевиотовую ткань и заявила:
— Запах останется!
— Почему? Вы его постирайте, — взмолился я, с ужасом представив, что криминальный запах въестся в мое тело и, не дай бог, останется со мной на всю оставшуюся жизнь.
— Не успею, вы же хотите срочную чистку?
— Срочную, срочную, я подожду. Сделайте что-нибудь.
— Откуда у вас такой запах? — подозрительно прищурилась приемщица.
— Да вот, чистил дубленку бензином, а пальто висело рядом, — пробормотал я, изнывая от стыда.
Вообще-то стыдиться мне было нечего, но все равно я отвернулся от приемщицы. Лучше уж пойду в «Сладкий чай», съем что-нибудь сладкое. Я честно заработал!
И я поплелся за сладкой жизнью. Долго выбирал десерты, пирожные, пироги и всякие печеньица, чтобы скрасить ожидание и заесть неприятный осадок, оставшийся во мне от разговора с Ковалевым. Мне иногда помогает — столкнешься с чем-то мерзким и противным, долго не можешь отмыться от липкого ощущения, а сладким можно заесть все неприятные вещи. Даже Ковалева можно забыть, если поглотить разом все эти вкусности.
Я оглядел столик и зажмурился от удовольствия — неужели это все мое? Набив рот песочным печеньем, я мгновенно забыл про редкие белесые ресницы, про падение на пол, про жуткий запах, исходящий от воровского пальто.
Позже, получая пальто из химчистки от ехидно улыбающейся приемщицы, я вообще повеселел. Пальто, имеющее криминальное прошлое, почистили и напялили на него прозрачную пленку, от чего злополучное пальто выглядело совсем как новенькое.
Вернувшись домой, я долго принюхивался к нему, но никаких дурных запахов не обнаружил. Вычистив до сверкающего блеска ботинки сорок пятого размера, я принялся выбирать рубашку. Наконец, выбрал самую любимую, родители подарили мне ее на день рождения. Белая, благоухающая чудным запахом новизны, рубашка сверкала, обещая мне будущие приключения и подвиги. Галстук я выбрал «от тети Гали», естественно, французский, она привезла мне его в подарок из туристической поездки по Франции.
— Не дождусь, когда ты повзрослеешь, — сказала она, вернувшись из Парижа и протягивая блестящий пакет.
— Почему? — Я схватил пакет и положил на голову, изображая пьяного турка.
— Я состарюсь, пока ты вырастешь, — грустно сказала тетя Галя и сдернула пакет с моей головы.
С тех пор галстук лежал в шкафу, ожидая своего часа. И, кажется, долгожданный час настал! Тетя Галя не успела состариться.
Мама не вышла из комнаты, наверное, потому, что необходимость в проведении часа воспитательной беседы отпала сама собой. Мама упустила свой шанс. Я побрел на кухню, чтобы истребить холодные котлеты прямо из кастрюльки.