Кедровый лохотрон
Шрифт:
Дальше опять на полстраницы шли сочные матерные выражения, буквально впавшей в истерику Маши, с обещаниями в другой раз оторвать ему все выступающие части тела, несмотря на горячие просьбы о его помиловании от её подруги Беллы, если он, хотя бы один раз ещё пожалеет эту сволочь, Кондрата. Который теперь ходит по городу гоголем и свысока, насмешливо посматривает на неё. Да ещё и подкалывает с этим заказом, мерзавец!
О сумме доставшегося ему контракта можно судить хотя бы по тому, что только у них, и одной лишь меди он попытался заказать на сумму
Впрочем, это ничуть не опечалило Кондрата, который в тот же день заключил с Головой контракт на поставки ему медных чушек с Запада. И даже выставленные Головой безумные цены за металл, равные двойной стоимости на самых дорогущих рынках цветных металлов, Кондрата не остановили, заставив всех в городе серьёзно задуматься о ближайших перспективах развития мастерских Стальнова.
Теперь Кондрат — член Совета, и, без всякого сомнения, входит в сотню богатейших людей города, оставив далеко позади всю их компанию и многих старых именитых горожан.
И дальше опять шли Машины сетования, что у неё появилось горячее желание открутить бошку одному слишком вумному Ведуну, который не потрудился их даже поставить в известность о планируемых им мероприятиях, о чём, как теперь выяснилось, прекрасно были все осведомлёны в городе: и Голова со своими компаньонами, и практически все-все-все городские кланы. Все, кроме них одних.
Потому-то другие и сумели так подготовиться к переменам, что буквально за два дня компенсировали все свои потери от блокады, отправив в низовья Лонгары огромное количество лодий, шнек и прочей плавающей мелочи, под завязку гружёных зерном.
И никакие теперь отговорки Ведуна типа того, что не мог, не успел, был занят, не было людей, кого можно было послать и оповестить, и прочее, прочее, её больше не интересуют.
Одним словом, ничего кроме достаточно серьёзных для них проблем, снятие речной блокады им не доставило — это была основная нить всего этого сумбурного и бестолкового письма. И раньше, мол, были проблемы, а со снятием блокады они только выросли.
И тут же шло прямое подтверждение её слов.
Наконец-то разрешилась проблема с их "пленными" амазонками, теми, которых они якобы держали в плену и не отпускали домой.
Все претензии к ним со стороны городских властей были сняты и им формально возвращены все отобранные у них земли, удерживаемые до сих пор городскими властями в своей собственности.
И даже мельницу пресловутую вернули, на которую было, наложил свою лапу Демьян Богат. Со скандалом, но вернули. В знак, как бы доброй воли и компенсации потерь.
Только вот это уже не мельница. Это теперь совсем непонятно что. Куча дров с торчащими откуда-то из середины развалин останками бывших когда-то станков. Куча железного и дровяного хлама, убитого вусмерть.
— А вот это мы и без твоего письма знаем, — флегматично хмыкнул Сидор. — Могла бы и не писать. Был я перед отъездом на той мельнице. Впечатлился, что называется загодя. Так что те руины пусть пока
Сидор с силой провёл ладонью по лицу, стирая усталость, и до боли сжал подбородок, возвращая ясность сознания. Сколько бы он ни хорохорился, а их в очередной раз поимели. Причём, в отличие от прошлого, в этот раз ещё и демонстративно унизили, на глазах у всех приказав отдать честно завоёванную добычу. И им пришлось на это пойти, иначе последствия были бы для них много хуже.
— "Сегодня отобрали трофейные суда, просто так, в приказном порядке, а завтра отберут построенное нами же самими, — мрачно подумал он. — Раз утвердившаяся практика безнаказанного грабежа так и дальше будет иметь место быть. Ведь не попросили добром, как следовало бы, а заставили, прилюдно унизив. И если не дать им сейчас по сусалам, ничего у них не будет. Так и будут дальше регулярно стричь как баранов. Потому как привыкли уже.
Отсюда, кстати и нехватка рабочих на заводах, — угрюмо подумал он. — Люди не желают работать с неудачниками и теми, кого можно безнаказанно обобрать. Таких не любят и дел с ними иметь не желают.
И что теперь?
А теперь будем думать", — мрачно прищурился он на пламя костра.
Попавший в глаза слабенький дымок вызвал слабую слезу, показавшуюся в уголке глаза, и можно было бы подумать, что человек у костра тихо плачет, если б не сверкнувшие из-под бровей лютой злобой холодные глаза.
Впрочем, сверкать глазами можно было сколько угодно, на дело это не влияло ни на йоту и ни на чём не отражалось. Надо было решить как выбираться из того болота, куда их во многом по его вине и стараниями того же Ведуна занесло. Так вышло, что их мягкость и благожелательность к окружающим воспринималась всеми однозначно как слабость. И если теперь виновных в их унижении не наказать, то о достойной жизни в Старом Ключе можно было навеки забыть.
Все в городе прекрасно всё понимают, что они ни в чём не виноваты, тем более в происходящем. И не их в том вина, что амазонки в обмен на отмену блокады потребовали наказать их компанию, а не кого-то другого. Но понимать слабость и простить — это разные вещи. Такого никто не простит. Терпеть рядом будут, как убогого калеку, но уважать — нет.
Зло, ворохнув плечами, Сидор постарался отвлечься от мрачных дум. Выходило плохо, но надо было. Поднеся письмо поближе к свету, снова вчитался в текст.
— "А теперь, юридически их компания не имела больше никаких прав, якобы насильно удерживать амазонок в плену", — шёл дальнейший перечень Машей их бед и проблем.
И дальше следовал ехидный, полный неприкрытого сарказма рассказ о том, как посольство амазонок отправилось посмотреть, в каких условиях содержались их пленные товарки. И с каким скандалом они добивались этого, требуя немедленно показать им места содержания, концентрационные лагеря за колючей проволокой в несколько рядов, баланду, чем их кормят, и так далее. Иначе, мол, не будет никакого снятия блокады.