Кеес Адмирал Тюльпанов
Шрифт:
Мудрый человек было угомонился и даже похрапел немного. Но тут же проснулся и принялся за свои дымоходы.
– Расширить их надо, расширить! В московитских землях потому и холодно, что нету печей. Туда всех сослать, болванов! Сначала был трубочист такой тощий, что пролезал в трубу и не пачкался. Потом растолстел и стал вылезать чёрный… – Он вдруг остановился и быстро спросил: – Сатана какого цвета? Не помнишь?
Я сказал, что, по-моему, чёрного.
– Всё ясно, – тихо сказал человек из Кампена. – Как же я раньше не догадался… Понял,
Я ответил, что здесь.
– Давай будем чистить трубу в этой кузне! Увидишь, мы выгоним сатану наружу! Здесь, потом дальше! Дойдём до самого папы и вычистим у него трубу! Он просто ошалеет от радости. Давай, трубочист, принимайся!
Я сказал, что мне не очень хочется. Не нравилась мне эта затея. Во-первых, страшновато: а вдруг в трубе и на самом деле сатана? Потом, с какой это стати я буду мазаться?
Но тут я сообразил, что так можно вылезти на крышу. Лазят же трубочисты. Да и сатана там устроился вряд ли. Ведь если печь затопить, жарковато ему будет. Нет, не станет сатана жить в дымоходе, так ведь и шерсть обгорит. Поэтому я согласился.
Мудрила даже не обратил внимания, что нет у меня ни лесенки, ни веревки – всего, что полагается трубочисту.
В кромешной тьме мы разыскали печь. Я влез в огромную топку и тут увидел слабое синеватое пятно. Это лунное небо светило в дымоход.
Дело это было попроще, чем ночная вылазка. По неровной кладке я стал подниматься наверх. Мудрила внизу нервничал и всё подгонял:
– Смелее! За дело Христа! Потом сразу в Рим, устроим головомойку!
Целые хлопья сажи летели на меня сверху. Сажа на ощупь мягкая, как пух. Ну и хорош я буду! Да ладно, только бы вылезти наружу. Открою засов, выпущу этого мудреца, и надо сматывать удочки. А то не открестишься завтра.
Я вылез из трубы и сел на крышу. Вдали над лесом висела луна. Деревня уже спала, только на самом конце мутно желтело окошко. Одним скатом кузня выходила на площадь, другим во двор. Я было хотел сползти, как услышал мягкий топот копыт. Через площадь проехал всадник и спешился у ворот кузнеца. Он не заметил меня, потому что я сидел в тени трубы.
– Эй, Питерс! – хрипло сказал человек.
Голос мне показался знакомым.
Калитка открылась, и вышел другой. Они заговорили вполголоса, я разбирал только отдельные слова.
Тогда я перелез через конек на неосвещенный скат и подобрался к самому краю крыши. Сам уж не знаю, какое разбирало меня любопытство.
Слышно стало получше. Сюда наклонялось большое дерево. Я взялся за ветку и снова перелез через конёк. Теперь я уже был накрыт листвой, но устроился неудобно: какая-то доска шевелилась подо мной. Если бы не тонкая ветка, то вряд ли удержался бы на скате. Зато хорошо разбирал слова.
– Ещё одно дело, –
– Он в кузне.
– Неси.
– Там заперты двое.
– Кто такие?
– Болтали на площади, Якобс говорит, шпионы.
– Какие шпионы?
– Не знаю. Говорит, инквизиции.
– Плевать. Я сам инквизитор.
– Он ставил какие-то крестики против фамилий. Так говорил, что я ничего не понял. Да мало ли сейчас дураков. Такая неразбериха кругом.
– А может, он не дурак.
– А кто же?
– Слуга сатаны! – Хриплый засмеялся. – В чём он одет?
– Весь в чёрном.
– Так и есть. Знакомое дело. Давай-ка быстрей пузырек,
– Ты что, разучился работать ножом?
– Я умею не только ножом. Могу в тебе сделать дырку с кулак.
– Я знаю.
– А тут дело тонкое. Поднёс человеку, глядишь, а он уже на том свете.
– Тише ты говори! Те двое могут услышать.
– Какое им дело.
– Сам говорил про слугу сатаны.
– Я сам сатана.
– Не греши.
– Мне за грехи платят. Деньги получены.
– Денег-то много?
– Все у меня. А тебе вот десять флоринов за помощь. Хорошее зелье?
– Без запаха. Капельки хватит.
– Неси.
– А как же те двое?
– А что мне те двое?
– Свидетели всё-таки. Ты сам говорил, чтоб ни одна душа…
– «Душа, душа»… – Хриплый прокашлялся. – Свидетели нам ни к чему. Зачем ты связался?
– Это не я. Все вместе схватили и заперли.
– Бараны. А кто второй?
– Мальчишка.
– Мальчишка?
– Да, лет двенадцати.
– Интересно. Один мне уже попадался. Ну-ка идём посмотрим.
Я уже и сам догадался, а тут сказал ещё Питерс:
– Неужели прибьешь мальчишку? И грешник ты, Железный Зуб.
Так и есть! Я чуть было не скатился с крыши. Железный Зуб! Его хриплый голос.
– Мальчишка… – пробормотал разбойник. – Нужен мне больно мальчишка. Мне продали жизнь человека куда поважнее. Мартин Виллемсзоон его кличут. Может, слыхал?
От неожиданности я повернулся неловко. Доска подо мной поехала. Я выпустил ветку и с грохотом покатился по крыше. У самого края мне всё-таки удалось зацепиться, я даже привстал, но не удержался; зато полетел не вверх тормашками, а спрыгнул, как прыгали мы с высоких дюн у моря.
Я очутился прямо перед Железным Зубом и Питерсом. Матерь божья риндбибельская! В эту секунду я ничего не соображал…
Но что тут случилось!
Увидев меня, Питерс побелел и выкатил глаза.
– А-а-а! – заорал он истошно. – Сатана! Сатана!..
Я говорю – побелел, а вы, может, думаете: вот сочиняет, как это он во тьме разглядел? А я вам готов поклясться, потому что лицо стало похоже на кочан капусты, и никакая темень не превратила бы его в румяное яблоко.
Железный Зуб, видно, тоже струхнул. Он прыгнул к коню, ударил его и взгромоздился уже на ходу, животом. Только ноги дрыгались в воздухе.