Кеес Адмирал Тюльпанов

Сергиенко Константин Константинович

Когда господии ван дер Дус дал мне свинцовую трубочку вставил туда бумажный листок, я сразу сообразил, куда это спрятать. Отдал Михиелькин мне праздничные башмаки, мы вытащили колокольчики и запрятали письмо. «В Дельфте передашь Мартину Виллемсзоону, – сказал ван дер Дус. – Ты знаешь, кто такой Мартин Виллемсзоон?»

Рассказали, что так называют принца Оранского, чтобы испанцы не догадались; узнал, что названия месяцев года заменяют знаками зодиака; что на пение жаворонка нужно отзываться криком петуха. Всему научил

меня Сметсе Смее. «Теперь ты настоящий гёз, – сказал напоследок, – потому что взялся за дело, опасней которого не найдешь. Не вздумай поэтому попадаться, никто не посмотрит, что ты малолетка»,

Сметсе как в воду смотрел. Дон Рутилио не собирался со мной нянчиться. Доберись он до меня по-настоящему, наверное, и письмо бы выудил, такой дошлый.

Интересно, прав Михиелькин насчёт ведьм? Кукебаккеры приехали в Лейден из Брабанта, а брабантцы любители верить в разную чепуху. Но всё-таки?

Я встал потихоньку и пошёл в сторону мельницы. Решил своими глазами увидеть, а потом уж втолковать Михиелькину. Не очень было темно. Сквозь дымку пробивался бледный серп луны. Он зацепился как раз за одно из крыльев ветряка.

Ведьмы начинают летать после полуночи. Судя по месяцу, было такое время. Я решил наблюдать из домика мельника: спокойней всё-таки, если дверь за тобой закрыта.

Не успел я пробраться в пустой дом, как рядом затопали копыта. Матерь божья, неужели ведьмы на лошадях? Но оказалось – люди. Они спешились у дверей, тихо разговаривая. А вдруг солдаты? Я кинулся в угол и спрятался за какой-то бочонок.

Они вошли. Два человека. Зажгли на столе свечку, придвинули скамейки.

Один сказал хрипло:

– Горло бы промочить. Хозяин, слышь, давай выпьем!

– Сначала о деле, – сказал второй, – пить будем потом.

Тридцать три якоря в бок, если это не голос Слимброка! Вот ведь где он оказался! А этот? Разве кто-нибудь из его слуг? Что-то не припоминаю.

Я осторожно выглянул из-за бочонка. Но мало что разглядел. Слимброк сидел боком, а тот, кто назвал его хозяином, – спиной.

Хриплый сказал:

– Обделаем дельце, не сомневайся.

– Вот здесь подпиши. – Слимброк положил перед ним бумагу.

– Хо-хо! Да я, может, писать не умею.

– Ставь крест.

– «Ставь крест», тьфу! Кресты покойникам ставят. Ну ладно, давай подпишу. Но ты мне тоже подпишешь.

– А я тебе что?

– Как что? Грех беру на душу. А за кого? Вот ты и напишешь, что за тебя. Всё пригодится бумажка на том свете. Не за так, мол, прикончил, за пятьсот флоринов. А боженька в деньгах понимает. Ты знаешь, сколько я индульгенций у вас, толстосумов, понакупил?

– Я не продаю индульгенций.

– То-то, не продаешь. Знаю я вашего брата. За каждого конченого индульгенцию покупал, правда из его кармана, ха-ха!

– И много на тот свет отправил?

– Я? Спрашиваешь! Уж если за дело возьмусь, кишки на деревьях

развешу! Один раз, веришь иль нет, ха-ха, смех разбирает… Встретил на дороге монаха. Что, говорю, брат, продаешь индульгенции? А он, толстая рожа, продаю, отвечает. Отравление – одиннадцать дукатов, простое убийство – пять дукатов, прелюбодеяние – три дуката, и пошёл, и пошёл, чёрная корова… А я ему: святой отец, мне бы простое ограбление. Пожалуйста, говорит, всего один дукат. Ну, я купил у него и тут же, ха-ха, тут же обобрал его до нитки! Спасибо, говорю, святой отец, что заранее отпустил мне грешок… Ловко я, а?

– Много болтаешь, – сказал Слимброк сухо. – Учти: если проговоришься, на краю света найдём.

– Плевал я на вас. Кто вы такие?

– Мы такие, что тысячу подобных тебе из-под земли вытащим и в землю опять закопаем, живьем.

Слимброк сказал так зловеще, что хриплый примолк. Потом пробурчал:

– Ну и банда у вас! Далеко моим ребятам до вас, душегубов.

– Наоборот, мы спасители душ.

– Рассказывай… То-то, смотрю, пятьсот флоринов за спасение платишь.

– На небе его душа очистится от грехов земных.

– А моя-то, моя как же?

– Это ещё заслужить надо, Железный Зуб.

Как? Я не ослышался? Тот хриплый и есть Железный Зуб? Разбойник, которого боятся в Голландии и во Фландрии? Рассказывали, что на голове носит шлем с острым стальным рогом. Когда нападает, бьёт прямо в грудь, и никакой панцирь не спасает от страшной раны. Я всматривался из-за бочки, но в трепетном свете не мог разглядеть, есть ли что-нибудь у него на голове.

Тогда кто же Слимброк, если его побаивается сам Железный Зуб? Всегда мне казалось, что хозяин мой не простая птичка. Так оно и оказалось. Нужно держаться от него подальше.

– Расписочку не забудь, – сказал Железный Зуб. – Что не мне этот покойник нужен, а вам.

– Сначала сделай покойником.

– Моя забота. Тут по округе человек шляется, весь в чёрном, не ваш?

– Какой человек?

– Крестики ставит, подсчитывает. Хотел было его на тот свет отправить, да подумал: может, ваш? С вами, паразитами, лучше не связываться.

– Потише!

– А я что? Одним делом, говорю, заняты, души спасаем, хо-хо! На том свете оно ведь спокойнее.

– Остальные пятьсот, когда узнаем, что дело сделано,

– Дёшево платишь. Да ладно. Вино, говорил, есть или пиво?

– И то и другое.

– Какое вино?

– Рейнвейн.

– С него и начнем.

– Возьми там в углу. ещё полбочонка осталось. Железный Зуб встал, опрокинув скамейку, и тут же я оказался на виду перед всеми, потому что прятался за тем самым бочонком.

– Вот те на! – сказал Железный Зуб. Бочонок у него в руках, ноги расставлены, а свет падает прямо на меня.

– Это что, твой шпик, хозяин?

Слимброк обернулся и уставился на меня: