Кегельбан для безруких, Запись актов гражданского состояния
Шрифт:
Я лезу в подвал и вижу, что стеллажи для книг, которые мы заказали плотнику пустить по всем стенам, и заплатили пятьдесят рублей из своего кармана, почти готовы. Реставратор читает книгу в зеленой плесени и отхлебывает пиво из горлышка чайника.
– - Привет, -- говорит реставратор.
– - О тебе никто не спрашивал.
– - Я в этом не сомневался, -- говорю я.
– - В субботу встретил начальника, так он от меня убежал, чтобы я чего-нибудь не попросил.
– - Он уже и сам не рад, что связался с этой библиотекой.
– - Почему ты не расставляешь книги по полкам?
– -
– - Ты же будешь составлять опись и должен знать, где что стоит.
– - Я начну сразу, как только художник вырежет штампы для книг и у нас будут деньги, чтобы с ним расплатиться. Кстати, Адам Петрович выпросил для нас каталожный ящик в городской библиотеке.
– - Он хороший человек, -- говорит реставратор.
– - Единственный коммунист в этом городе, который еще не прекратил свой партбилет в хлебную карточку, -- говорю я.
– - Может, бутылку возьмем?
– - предлагает реставратор.
– - Что ты читаешь?
– - спрашиваю я.
– - Апокриф какой-то. Только плохо видно: мыши гадят прямо на страницах. Возьми после меня -- интересно.
– - Лучше почитай вслух.
– - "Иисус сказал: Если те, которые ведут вас, говорят вам: Смотрите, царствие в небе!
– - Тогда птицы опередят вас. Если они говорят, что оно -- в море, -- тогда рыбы опередят вас. И если говорят, что -- в земле, -- не верьте им, потому что там царствие кротов. Но царствие внутри вас..."
– - Что тут интересного? Банальная истина, что только в душе я себе хозяин.
– - Давай позвоним предпенсионеру и спросим, где его царствие.
– - Он за себя-то работать не хочет, а ты еще требуешь, что бы он вытянул работу Христа на общественных началах. Вот будет субботник, тогда и спроси.
– - ..."И еще сказал: Наступят дни -- вы будете искать меня. Вы не найдете меня".
– - Не про нас. Да и вообще мура все это. И так ясно, что надо делать, без всяких учителей.
– - Я, наверное, сегодня нажрусь, -- говорит реставратор.
– - Составишь мне компанию?
– - Шел бы ты к "плотникам", -- советую я.
– - Стал бы их идеологом, раз у тебя мозги чешутся.
"Плотники" -- это ансамбль песни и пляски допризывников при районном отделении ДОСААФа, набранный из учащихся столярного ПТУ. Они считали, что советская экономика вот-вот развалится, и били всякого, кто отказывался покупать рыбные котлетки и томатную пасту. Райком боялся с ними связываться, чтобы не выглядеть поборником экономического развала...
– - Малолетние кретины, -- говорит реставратор о "плотни ках".
– - Зачем строить столярное ПТУ в городе, где нет ни од ной мебельной фабрики?
– - Вот именно за этим, -- говорю я и иду к выходу.
– - Посиди, -- просит реставратор, -- тошно одному напиваться.
– - Меня, наверное, скоро в армию заберут.
– - А библиотека?
– - спрашивает реставратор.
– - Я один не вытяну. Я вообще один ничего делать не умею, даже зайцем в автобусе ездить. Меня не учили.
– - Библиотека будет гнить дальше, ждать следующего предпенсионера... И я думаю, нам ее все равно не спасти, все равно ее зальет дерьмом из "Незабудки" или крысы доедят.
Марина была сиротой и выросла и пригородном интернате для умственно-неполноценных детей, потому что в тот момент, когда ее оформляли, в нормальном детдоме не было свободных коек. А потом про нее забыли, как про всех, о ком помнят с детства... Когда она подросла, ее определили дежурной сипелкой и держали среди воспитанниц за самую смышленую. Большинство же девочек из интерната отправлялось на вечное поселение в психиатрическую больницу. Будь у этих урожденных алкоголичек и наркоманок родные, может быть, их и выпускали бы на свободу под ответственность нормальных родственников. А без такого поручительства они гнили в сумасшедшем доме. Правда, Марина кое-кого из них навещала.
Однажды в интернат приехал председатель химзаводского профкома с подарками, увидел Марину, бросил подарки и влюбился. Он прописал ее в заводской квартире и собрался утолять там свою страсть. Тут вмешался Сусанин, нажив себе очередного врага. Председатель пустил слух, что Сусанин забрал Марину в личное пользование, но первый секретарь заткнул ему глотку выговором. Адам Петрович перевел Марину на работу в ЗАГС, потому что в интернате она совсем белого света не видела: по ночам меняла горшки и утки у детей, а днем отсыпалась. Потом появился я, и Сусанин сдал Марину под мою защиту.
Весь ЗАГС занимал одну комнату, посреди которой стоял круглый стол. За столом сидели четыре делопроизводительницы. Марина оформляла браки, старуха напротив -- разводы, женщина слева выдавала свидетельства о смерти, справа -- о рождении.
Где-то в кустах на окраине строился уже десять лет Дворец бракосочетания. "Зеркало" называло эту кучу бетонных плит красивым словом "долгострой", как будто строили что-то величественное и грандиозное -Парфенон и пирамиду Хеопса под одной крышей. Но мебель, которую заказали к пуску дворца, как назло, пришла в запланировавши срок, ее сложили штабелями вдоль стен в коридоре старого ЗАГСа так, что невесты, носившие трусы пятидесятого размера и больше, лишились счастья выйти в Сворске замуж.
Когда Сусанин повел меня знакомиться, то тоже застрял. Я вошел один, и Марина спросила:
– - У вас кто-нибудь родился или умер?
– - Нет, -- сказал я.
– - Я пришел жениться на вас.
– - А чем я лучше других?
– - спросила Марина.
– - Вы похожи па розовый куст после дождя.
...Потом Сусанин сказал мне, что это -- безнадежная метафора. "Поклонник красоты оборвет куст, ненавистник -- растопчет; в любом случае куст -- не жилец". Ему видней. Ведь он не понимает людей и вещи буквально, ищет их суть в сравнениях. А я даже не уверен, что сам придумал эту фразу...