Кембрия. Трилогия
Шрифт:
– Чего захотела! – влезла Колдунья. – Тогда лучше ко мне. Контрольной‑то считается моя планета! И как проигравшему память об эксперименте ему стереть!
Воин загоготал. Вор погладил бородку. Воздел указательный палец.– Вот она как выглядит, Вальхалла. Валькирии делят погибшего героя…
– Я не делю! – Немайн и руки перед собой выставила. – В любой мир, лишь бы жил. Только бы жил, понимаете! И память стирать – неправильно, неправильно! Это ведь тоже часть его жизни.
Сущность молчала. Видимо, думала.– Это
– …она живет не в исходном мире. Просто ей достался мир попривычнее ваших. Из которого она не вернется. Ты же говоришь, что Клирик умер от болезни. Пусть так. Мы предупреждали – жизнь вокруг настоящая и смерть настоящая. Мы четыре Земли создали с нуля! Коллеге вон звезды двигать пришлось для достоверности. Про генетику, которой довелось заниматься мне, просто молчу. А система инстинктов? Как мы с ней мучились! От человека удалось взять не больше трети. Остальное – росомаха, дельфин, гриф… Представляете, как мы это вместе сгоняли?
– Не знаю как. Знаю – обеспечить бесперебойную работу мозга эльфийки на протяжении ее срока жизни вы не смогли. Да и в обновление Клирика загнали тоже вы – неверными данными о физиологии нового тела. Так извольте поступить с ним честно – верните хоть то, что отняли. Жизнь. И поселите на одной из этих четырех Земель. Или на настоящей.
– Вот именно, и моя подойдет лучше всех.
– Даже если он будет помнить? – спросил Вор.
– Даже, – отрезала Колдунья.
– Вы мне позвольте продолжить? – поинтересовалась Сущность. В ее голосе вдруг просквозил какой‑то механический присвист. – Так вот: на настоящую Землю можно вернуть только победителя. Ошибка с данными о физиологии возникла под его – хотя я по‑прежнему считаю, что под вашим, – нажимом. В нормальных условиях мы с коллегой не ошибаемся. Лучшей физиологии под заданные условия сделать было нельзя… Нежелание возвращаться – ваше личное дело. Мы не будем на этом настаивать. Мы можем даже предложить вам другую награду. Например, замотивировать ваше присутствие на планете.
Сида спрятала лицо в ладонях.– А это вы и так должны были сделать. Помните? Тогда, при самой отправке в прошлое? «Вы можете быть последней в роду?» Учитывая, как дотошно вы подошли к инвентарю и классу, создав мне несуществующее византийское родство, могли бы и кости окаменелые разбросать, помет, орудия первобытного и не очень труда, кострища… Так что вот вам еще одна ошибка!
– Что я слышу! Оказывается, иной раз и некоторые из моих коллег прыгают не выше головы! – появления второй Сущности никто не заметил, зато, появившись, она себя повела почти как газ: места не стало, а давление выросло. – Изволь исправить. Кроме того, я, в отличие от некоторых, имею склонность решать созданные мною проблемы, а не уверять всех, что их, видите ли, не существует. А проблема тут одна: эта девушка в плохом настроении и не хочет дальше работать! Вот уйдет в монастырь – и что ты будешь делать, а? Не умеешь ты награды предлагать. Все‑то боишься отдать лишку! А тут щедрость уместна. Впрочем, вполне умеренная. Немайн! Хочешь, чтобы тебя считали сидой? Отлично. Да будет так. Хочешь, чтобы Клирик вернулся домой? Так доделай его работу!
– И все? – Немайн просияла. Воин и Вор переглянулись.
– И все. Наберешь сотню процентов, и мы оставим в покое тебя и твою Землю. Навсегда! А Клирика, в самой последней записи, вернем на исходную.
– Но… – встряла было первая Сущность.
– Какая тебе разница, кто наберет проценты? Кого тут только что несло: у нее память Клирика, мышление
– Приемлемо, – подумав, согласилась первая Сущность. – Эксперимент прерывать не дело. Да, все‑таки есть в тебе некоторый научный артистизм. За что и терплю.
А Немайн аж подпрыгнула от радости. И в ладоши захлопала.– Это – Клирик? – вопросила вторая Сущность с интонацией вскрывающего вены ритора.
– По всем графикам – да, – отрезала первая. – И вообще, мы отвлеклись. – Голос из желчно‑ядовитого стал сухим и безжизненным. Зато куда‑то исчез механический поскрип. – Итак, подвожу итоги последнего месяца. Воин: семнадцать целых и восемь десятых процента. Вор: шесть целых и три десятых. Кли… Немайн, в пользу Клирика: три процента ровно. Все. Старые знакомые могут побеседовать между собой.
– А я? – пискнула сида.
– А ты возвращайся‑ка к себе!
Перед глазами Немайн вспыхнула чернота, обратившаяся вдруг красной вышивкой на подушке и лукавыми лучиками лунного света, щекочущими в носу. Сида дважды неровно вдохнула и издала звонкий чих. Начиналось новое утро, заполненное хлопотами, которые отныне предстояло нести за себя и за того парня. Ухитрившегося стать ей пятым – после Сущности, великого сида Ллуда, императора Ираклия и Дэффида Вилис‑Кэдмана – отцом.
Спустя неделю после отбытия сиды из Кер‑Мирддина выступило ополчение – стук копыт тонул в скрипе телег, рессорных повозок под весь обоз сделать так и не успели. От принца Риса прибыл первый посыльный. Его слова разгладили лица воинов, а в Гулидиена словно стальной стержень засунули – стал гибок и тверд разом. Слова были такие: «Никаких несчетных легионов. У саксов шесть тысяч пехоты, из них не больше пяти сотен лучников. А еще у них была конница! И даже есть пока. Сколько точно – не знаем. Теперь – не больше сотни. Очень прячутся!» Гонец сперва, конечно, рассказал королю. А потом и перед всем войском провозгласил.
По рядам ополчения немедленно покатились шепотки, Да с оглядкой на священников. Огромное войско, одна мысль о котором лишала воли и надежды, с прибытием сиды превратилось в большое. Просто большее, чем у Диведа. Победа над которым потребует мужества и мудрости, труда и крови. Но не чуда. Теперь у камбрийцев появилась надежда. Мало‑помалу переходящая в уверенность. В конце концов, Гулидиен пока показывал себя только с хорошей стороны, значит, и воевать должен неплохо. И после явления сиды ни одной дурной вести. Зато хорошие не замедлили! Примчались гонцы из Брихейниога и Кередигиона. Первые сулили выставить полное ополчение, вторые, оправдываясь тем, что очень уж путь далек, обещали прислать часть дружины. В условиях союза между Диведом и Мерсией беспокойный сосед решил не рисковать и поставить на славу, удачу и правду против числа, ярости и измены. И часть дружины, около сотни опытных всадников – это было хорошо. Очень хорошо. Потому как ополчение собирать – долго, да идти… К тому времени, как подоспеет такая подмога, саксы уже возле Кер‑Мирддина будут. А Гулидиен не таков, чтобы отдать свои земли на разор. И если уж он готовился идти навстречу пятнадцатикратно превосходящему врагу, что говорить о почти равных силах?
Всякий скептик, который сказал бы, что саксов изначально и было именно столько, рисковал целостью лица. Других аргументов не находилось. Долго. Начали вспоминать старые сказки. Вот тут выяснилось, что местные, пусть и обританившиеся, ирландцы все‑таки понимают ситуацию немного иначе. Другие сказки в детстве слушали! Начались споры – веселые. Сразу, как только король объявил о вероятном числе врагов.
– Всего шесть тысяч! Она скукожила саксов! – на радостях заорал один из пращников‑ирландцев.