Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Бросилась бегом обратно домой. Рада‑радешенька, что жива осталась. Но на полпути поуспокоилась. И тем себя за страх утешала, что, пусть за котлом ей теперь снова далеко ходить, зато над сидой‑судомойкой вся Ирландия смеяться будет. Вот и к дому подошла, а дома‑то и нет. Пригорок – тот же, деревья – те же, колодец на месте, поля, мостик – все есть, а дома нет. Закричала. Забегала – да тут и споткнулась: стоит домишко, никуда не делся, только размером стал с пенек лесной. Сида не посуду увеличила, а скукожила и дом, и мужа с детьми. А сама ленивица осталась и без посуды, и без дома, и без припасов. Да в общем‑то и без мужа. Уж как она до следующей ярмарки перебивалась – никто не знает. А только на ярмарках Коннахта да Мунстера на домик с карликами лет тридцать смотреть
– Сказка хороша, да не к месту рассказана. Если б Немайн уменьшила самих саксов, а не их число, – вышло б по‑твоему, что скукожила. А так – не получается. И вообще, у вас, в Ирландии, она была помоложе, понасмешливей, да, поди, и не такой искусной. А что она на самом деле утворила, это вы из моей байки поймете. История‑то свежая, хоть я и не застал тех, кто все видел своими глазами, но деду своему доверять привык. Да и на кладбище ходил. На новое, христианское. Камни смотрел, проверял. Все верно.
– Что‑то невеселый у тебя рассказ выходит, – упрекнули его, – начал и то с могилок.
– А Неметона и была невеселая, – отвечал тот, – сейчас вот вроде приободрилась. И то хорошо. Не везет ей, видите ли. Уже и в ирландской‑то басенке, заметьте, одна живет, да к первой встречной дуре благоволит – просто ради того, чтоб раз в полгода было с кем словом перекинуться. Ну, на западе привыкли все, что она веселушка да проказница. Так и понимали: кашляет – смеется, плачет – притворяется. Того не понимали, что покровительнице рек жить в холме, да к воде не выбираться – пытка. А прочие сиды ее договор с людьми исполнять принуждали. Опять же внучатая племянница жениха отбила. Ну, она в Британию с матерью и подалась. А толку? Мать пристроилась в королевы, детей начала рожать от местного короля. А Немайн – сиди, ройся в книгах, как моль! Опять ушла, присмотрела себе местечко – как раз на Туи, нравится ей у нас – воду привела к порядку. Болота тогда совсем ушли, зато луга да поля родили, как в сказке. Тут ей Мерлин повстречался. Неметона его полюбила, а тот любил только ее секреты. Настолько, что и бабой сделать забыл. Ну, какая такое перенесет? Чем закончилось – это уже все слышали. И старинное, и свеженькое, из первых уст. А сида совсем пригорюнилась. Реку илом стало заносить, болота наступили…
Потому как сида дело не делает, сидит в камышах, как цапля, в воду смотрится. Все пытается понять: чего в ней не хватает? Там себе парня и насмотрела – не ангела, не колдуна с демонской кровью – обычного охотника, что бил уток из лука. Вылезла, заговорила… Тот – ни жив ни мертв: узнал, конечно. Простая фэйри по болоту, аки посуху, ходить не сможет. А потому – мямлит, мычит что‑то…
– И не влюбился? Это ж сида!
– А ты влюбился? Ты ж ее видал. И как? То‑то. Опять же Медб не свела с ума своих подданных, да и Бригита среди людей прижилась. Похоже, как раз великие сиды и не умеют в себя влюблять. Иначе и тому же Манавидану не приходилось бы притворяться чужим мужем. Так что посидели они на кочке, как брат с сестрой, ну да она и этому рада была, просила еще приплывать. Тот обещал, лишь бы вырваться. А слово нужно держать. Правда, охота у него пошла – загляденье. Еще бы: вода по слову Неметоны уток за лапки хватала да со всей округи и стаскивала. Стрелять, правда, приходилось – уж больно сиде нравилось, как ее парень уток бьет влет. Наоборот, запускала их сложненько, чтоб мастерство показал. Но мазал он редко. А дичь у него была всегда.
Стал парень завидным женихом – с такой добычей, да и собой недурен. И девушки старались ему глянуться. Одна таки глянулась. А сиду, что ждала в заводях, он тогда уже как товарища по охоте понимал. И только, значит, собрался будущим своим счастьем похвалиться, как этот дружок и говорит: «А мы с тобой уже почти год знаемся. Нехорошо как‑то, да и скучно! Давай‑ка, женись на мне!»
А у охотника любовь! Сказать – боязно. И даже не
Ну, тех «нечисть болотная» как раз заинтересовала, и весьма. Невесту‑соседку они знали хорошо и где‑то даже любили. Но известная вещь и цену имеет привычную. Тут же назревало непонятное да интересное. Озерные, например, вполне неплохи, девки как девки, мужей любят, приданое – на загляденье. Колотушек, правда, не выносят. Но и это не беда – жених‑то телок телком. Знай, мычит под нос – на вопросы в лоб‑то. Растерялся, да. Тут отец его и приговорил: «Иди завтра на речку да веди сюда зазнобу камышовую. Посмотрим на нее. На что похожа, чего умеет, какое приданое. Тогда и решим».
Делать нечего – пришлось идти. Сида как услышала, обрадовалась, засобиралась: пояс поправила да тростинку изо рта сплюнула. Воительница! Такая и пришла: подол до бедер мокрый, на боку нож, в руках острога да три рыбы – потому как она рыбачила как раз, а что ей рыбалка – вода сама рыбин подтаскивает, всех дел – заколоть, чтоб не бились. Рыбы же были – сомы вековые, каждый длиной в Неметонин рост. Но она их за хвосты, да через плечо – и потащила. Так и явилась. «Вот, – говорит, – мой подарочек!»
Стали ее спрашивать‑расспрашивать: чего в семью принести может. Выяснилось – все у чудушка камышового для жизни семейной припасено по обычаю. И котел есть большой, и жаровня для круглого очага, и вся посуда. Причем бронзовое все, или медное, или хоть глиняное. А у соседки, пусть с приданым тоже порядок, да тарелки деревянные, а вилки двузубой для трапезы героев и вовсе нет! Вышло, что нечисть речная побогаче будет.
Стала невеста соседская считать скатерти с простынями да платья с рубашками. А невеста камышовая нож показала из доброго железа да острогу. Да повинилась, что булаву, пращу и копье с собой не взяла. Опять вышло по ее: скатертями, случись что, сыт не будешь. Рыбалка же, охота и война – хотя и неверный, но хлеб.
Неметона уж поняла, что двух невест заставили за жениха биться. Противно ей стало. «Почему, – спрашивает, – самого жениха не спросили?» – «Спросили, – отвечают родители. – Еще как! И учли. Так что хочешь замуж по родительскому благословению – старайся, не хочешь – топай в осоку, никто не держит. А сроку спору вашему – от Белтейна до Самайна».
И стали невесты спорить. А родители и рады – всю работу на девиц перевалили. Но если соседская могла скот пасти да лошадей обиходить, то камышовая встала за борону. И так поле подняла, что все диву давались. Соседская взялась шить да вышивать – камышовая принялась лепить горшки. И вышло лучше городских! Соседская жать – камышовая косить! Соседская стирать – камышовая притирать жернова. Соседская прясть – камышовая ткать. И все, что делает соседская – хорошо, а все, что камышовая – лучше не бывает. Даже матушка соседской повздыхай да скажи: мол, будь камышовая парнем – цены бы не было. Зато и приметила кой‑чего. И дочери нашептала.
И вот на Самайн, как уже принялись за обильную трапезу и полуневест к делу приставили – соседскую перемены носить, камышовую – пиво разливать, соседская невеста и скажи: мол, работа дело доброе, но не будет хорошей женой та, что веселья не знает. Что не поет – ни за трудом, ни в праздник! И песенку запела. И все взялись подпевать, и парень, что ее любил, тоже. «Ну, я повеселить людей тоже могу», – отвечала Неметона и стала истории рассказывать, да такие, что все со смеху покатывались, а парень, которого она любила, сполз под стол.