Кембрия. Трилогия
Шрифт:
– Почему меньше неудобно? – неожиданно подыграл Дионисий.
– Смотри владыка: в римской записи есть палка для единицы, галка для пяти, косой крест для десяти, есть знаки для пятидесяти, ста, пятисот, тысячи… И посмотри на громоздкость записи! Чем меньше условных знаков, тем больше писать. Шутка в том, что мы любые наши знаки передадим через два! И сами знаки тоже будут понятны! Числовые, по крайней мере.
Дионисию стало казаться, что либо Августина‑Немайн настоящая ведьма, либо Ираклий с Мартиной породили существо, полностью
– Итак, – Клирика несло, – всего шестьдесят четыре нити основы. Это мало! Получится узкая лента. Значит, буквы пойдут одна за другой, а не друг под другом. И все это будет очень мелко. Ну и хорошо, это минимальный кегль, остальные будут кратные: на сто двадцать восемь нитей основы, на двести пятьдесят шесть – и так каждый раз умножая на два. Получится, кстати, еще и очень красивый орнамент. Вроде белорусского. Это в верховьях Борисфена такие славяне живут, – пояснил, увидев угасание смысла в глазах Дионисия. – Вот. Как тебе понравится, если здешние девицы начнут украшать себя не изображениями животных, кстати, непохожими, а цитатами из Писания?
– Особенно на срамных местах, – буркнул Дионисий.
– Там воспретим, или вставим тексты попроще. – Немайн зашлась смехом‑кашлем‑карканьем. Вот и всего оборотничества в ворону! – Теперь как поставить на поток. Нужно, чтоб разом работало несколько станков, и каждый повторял нужные движения. Или один – но по программе. Без ткача. Стоп. А ведь это возможно! Движения ткача повторяющиеся, даже сложные, можно задать как в музыкальной шкатулке. Помнишь орган Герона Александрийского?
Епископ смотрел куда‑то внутрь себя.– Ладно, – сказал Клирик, – механика тебе не интересна, да? А вот Анне, кажется, интересна. В общем, я с ней еще побеседую. Слушатели очень помогают мышлению, знаешь ли. Заодно слазим на колокольню. Кер‑Мирддин с высоты, ночью… Должно быть красиво.
Анна позволила себя увлечь наверх. Чего ждать – не знала. Было уже все равно. Жизнь не удалась, последний шанс убит. С тем, что сида сильнее, и бороться смысла нет – Анна смирилась.
Внизу пестрел огнями город. Шум. Военно‑веселый.– Не дошло б до пожара. – В голосе Немайн сквозила искренняя озабоченность. – Насчет же моей силы. Ты то поняла?
Анна марионеточно кивнула. К чему вообще этот разговор? Поиздеваться? Вороны любят выклевывать раненым глаза. Еще живым. Да и росомахи немногим лучше. Анне захотелось сразу шагнуть через парапет. Вниз. В ад – а куда ж еще отправляются ведьмы? Но ответила:
– Ты создала проход. Я так и не поняла как.
– Значит, не поняла, – фыркнула богиня. – Проход там еще от римлян.
– Вот именно, – согласилась Анна, – вот именно. Не появился – был всегда… Это
Клирик сперва обалдел. Потом – не знал, что сказать. И, только уловив начало движения – к падению и смерти, влепил ведьме пощечину. Чуть кисть не вывернул – но Анну отшвырнуло внутрь, к колоколу. А как припомнил, что Немайн тоже женщина – и второй раз припечатал. Наружной стороной. Рубиновой камеей.
– Первая – от истерики. Вторая – за Альму. Твоя работа, крыса охоты, больная страхом тела рек?
Клирик, того не заметив, воспроизвел манеру кораблестроителя ругаться кеннингами. Сам оторопел. А ведьме пришлось расшифровывать…
– Ну и пусть сука бешеная, – сказала она тускло, – а ты добренькая? Спасла… Ну не спрыгну вниз. Так повешусь в уголке. Или утоплюсь. А хочешь – грудь себе отрежу и на трофей подарю? А голову пусть муж отрубит. Я б и сама, так не успею. Только горло перережу… А детей моих сама дави. Я их многому уже научила, подрастут – мстить будут… Хотя раньше с голоду подохнут…
Клирик с неожиданным удовольствием влепил ей еще одну плюху. Тыльной стороной, по носу. А вот кольцо повернул камнем внутрь. Хорошо, первым ударом лицо в кровь не разорвал.
– Встать, – прошипел, – быстро. Плевать мне на твоих детей, ясно? Личинки, семечки людей… Я таких как жертву не принимала, ягнятами не питалась… Но хочешь в семью ведьму сидовой школы? Да или нет?
И еще пощечину. Не слишком сильно. Для концентрации внимания. Старый, вполне средневековый прием. Когда свидетелей‑простолюдинов нещадно пороли – чтобы запомнили, что нужно. Анну пороть нельзя – ведьма и воительница. А вот когда богиня последней целой рукой в морды, это даже почетно. Анна почему‑то рухнула наземь.
– Да‑а… – почти воет.
– Тогда – даю тебе неделю. С мужем побаловаться, детишек поголубить. Потом – ко мне в ученицы. Не как Тристан, мелкий он еще, а как к ткачихе. На три года. Мои – наука, одежка и стол, твое – полное послушание. Раз в полгода буду отпускать к семье на неделю‑другую. А трофеи, – не удержался, созорничал – подкинул на ладони тяжелый и мягкий «трофей», – оставь себе. Жаль резать, ей‑ей. Рука не поднимется. Слишком красивые. Мне б такие…
– Правда? – заглотила. И хорошо…