Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Вот и пришли. Приметная желтоватая скала, перевитая плющом. Внизу подмигивает холодными блестками река. Немайн видела вход в подземелье уже не в первый раз, но уши все равно дернулись. Будь во главе норманнов более образованный человек… Да оно так и будет – столетия спустя, после Гастингса. Вильгельм Бастард снесет укрепления саксов – вместе с защитниками – и поставит замки совсем другого типа. А потом займется здешними жителями. И старые римские стены его тоже не остановят.
За плечом кашлянул Дионисий. Немайн потрясла холодные, шелушащиеся окалиной прутья. Шатаются, но не поддаются. Стражники рванулись на помощь. Немайн раскинула руки,
– Чистота опыта, – сказала, – превыше всего.
Город падет. И никаких пушек или катапульт. Правда, одна высокая технология все же есть – Немайн вшила в рясу карманы. Насколько красиво получилось – вопрос второй. Главное – удобно. Сейчас в кармане лежит кошмарное устройство из выданных Сущностью. Но его время не пришло. Войско, а главное – его вождь, должны попробовать борьбу и победу на зуб.
– Ярл Тристан, дело за тобой. Этот подземный ход заканчивается в центре Кер‑Мирддина.
Тристан изучил препятствие. Потом – рыжие от ржавчины руки.– Последние прутья сидят крепче. Видимо, склон их прикрывал от дождей. Еще – потом их надо отдать мэтру Лорну. Это железо хорошо соржавело!
Камбрийцы верили, что сохранившаяся часть хорошо соржавевшей вещи выше качеством, чем свежее железо. И были в чем‑то правы. Могли же встречаться неоднородности состава, какие‑то полезные примеси. Лорн, например, специально зарывал железные бруски в землю на несколько месяцев. И брал за оружие из проверенного ржой металла куда дороже. Поговаривали, что у него и на несколько лет закладки есть.
– Вырвать сможешь? – поинтересовался Харальд. – Я ж тут для того и есть. Чтобы доказывать, что может взрослый воин. Настоящий воин.
– Один нет. А вместе… Леди Немайн, ты веревку для этого прихватила?
– И для этого тоже. Держи.
– Тогда затруднение не сложней гнилого зуба. Отец таким и не занимается, к цирюльнику отсылает. – Тристан затянул на одном из прутьев узел. – Ну что, викинги, вырвем зуб?
Викинги‑недоросли охотно ухватились за веревку. Хорошая штука – лен. Прут выскочил легко – не случилось даже кучи‑малы, все устояли на ногах.
Харальд расплылся в улыбке:– Я бы вырвал эту прутину пальцем. Но хорошая ребятня. Стайная. Волчата!
Второй прут пошел так же легко. Третий потребовал за себя виру – падение на спины и кучу‑малу. Трогать четвертый смысла не имело: проход получился достаточно широкий.
– И пала стена до основания своего, – продекламировала Немайн, имея в виду Иерихон. Заучивание Библии наизусть не прошло даром. – Варварское войско, за мной сразу не лезьте! Сперва покажу проход епископу. Ну и с факелом пусть будет кто‑нибудь.
Строили римляне на совесть, не пожалев каменной кладки. Внутри хода сухо, прохладно – и очень темно. Светлая эльфийка все‑таки не драу, в полной темноте ничего не различит. Лезть же в древнюю темноту на ощупь – не самое благоразумное поведение. Клирик представил себе реакцию камбрийцев на чернокожую и серебряноволосую девушку. Во‑первых, безусловно, злая нечисть. Во‑вторых, прототип, шотландские трау, размножаются, исключительно похищая себе жен с поверхности. Девочки у них не рождается никогда. Увидев такую непонятку, камбрийцы бы, возможно, и не пристукнули ее сразу. Но
Похихикивая, Клирик разглядывал черный от факельной копоти свод. Кладка прочная. Конечно, что случится за две недели с ходом, простоявшим сотни две лет? Но, прежде чем вести в подземелье детей, следовало убедиться в полной безопасности. А вот факелы в держатели он страже насовать не позволил. Темнота – это романтика! Теснота холодного камня вокруг, ариаднина нить страховки, и факел непременно в руке… Чтобы пламя дрожало и колебалось. Опять же, много факелов быстро выжрут кислород.
Наконец – дверь. Старый римский замок. Вполне исправный. Тщательно промазан салом самой Немайн. Как он скрипел две недели назад! Теперь только тихо пощелкивает под извлеченной из кармана отмычкой.
– Интересно, где мы выйдем? – неискренне гадал Клирик, корпя над кошмарным железным устройством. Не пронаблюдав в действии универсальный открыватель, епископ принял бы его за инструмент палача. – Должен быть центр города, подвал какого‑нибудь из значимых зданий… Готово.
Прежде чем Немайн открыла дверь, епископ остановил ее руку.– Ученая дочь моя, осталось выяснить один вопрос. У всякой мудрости должен быть источник…
– Для этого нам понадобится немного воска…
Пальцы сломанной руки сохранили достаточно силы и подвижности, чтобы сдернуть кольцо с правой. Осталась чуть нагреть кольцо в пламени факела – а отнять слепок от камня смог и сам Дионисий. Сицилиец прочитал надпись. На родном греческом. "Пресвятая Богородица, сохрани и помилуй Августину‑Ираклию, Августу".
– Я выбрала себе другую судьбу, – сказала коронованная базилисса, смешно дернув ушами. – Но прочитанные книги забывать не собираюсь. Вегеций, Витрувий, Прокопий Кесарийский, Маврикий…
Епископ понял немного больше, чем сказал – и собирался сказать – Клирик. Разница мировосприятия – инженер старается сказать ровно сколько надо, дипломат – меньше, а политик – больше. Дионисий счел Немайн политиком. Уровнем выше себя. Хотя бы потому, что, вжившись в образ сиды, Августина‑Ираклия должна была отказаться ото лжи. От самой заметной, привычной, непроизвольной, свойственной человеку как дыхание. Но сиды‑то не лгут.
Базилисса‑сида. Валлийские сказки и суеверия вдруг обернулись тенью умирающей Империи. Великие воители, не оскверняющие уст ложью, но позволяющие умолчание. Великие торговцы, великие строители, великие врачеватели. Они гибли в боях против варваров – но выставляли на поля битв новые поколения с упорством истинно великой державы. Народ холмов? Семи холмов Рима! Разумеется, в сказочном мировосприятии варваров. Да и легенды о странном облике, и манера валлийских рыцарей вести бой – не след ли последней сарматской алы? Сицилиец смотрел на сиду‑базилиссу – а перед глазами стояла кардинальская шапка, отбрасывающая тень папской тиары. Но вести об этом разговор… не сейчас. И хорошо все взвесив. Сейчас же стоило думать о приговоре. И о душе подсудимой. Пусть Дионисий в первую очередь политик. Епископ он тоже годный. А умение читать в душах полезно и тем и тем.