Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)
Шрифт:
Немайн пожала правой рукой левую. Мир перед ней сиял сквозь зелень тисовой рощи белеными стенами предместья. Наверху перемигивались звезды.
сида зевнула. Спать все еще хотелось. Почему бы и нет? До утра-то далеко! Только не как в прошлый раз, а по-человечески. Чтобы снова этакий Ктулху фтхагн не приключился. Устроила двум любящим сердцам вместо свидания прочистку желудков… И вообще — леди не положено дрыхнуть, не раздеваясь. Для начала Клирик решил стянуть сапоги. Никаких потрясений это не обещало — и не принесло. Только ноги оказались размеров на десять меньше, чем были у него до встречи с Сущностью, и на два-три — чем полагалось бы нормальной даме его нынешнего роста. На ногах обнаружились
Клирик пожалел, что вязать не умеет. Была бы несложная и довольно заметная инновация. Но — увы. Что ж. Стащил чулки, полюбовался на полупрозрачные пальцы ног. Осмотрел ступни. С удовольствием отметил отсутствие мозолей. Раз такие нежные конечности легко перенесли несколько часов похода с тяжёлым грузом, значит, хотя бы одна — и пока единственная — пара походной обуви у него есть.
Стянутая через голову ряса открыла серое суконное платье до пят. Узкие рукава, отделка черным кружевом, плотные ряды крошечных отверстий, стянутых шнуровкой — вдоль левого бока и по каждой руке до локтя, суровая строгость идеала. Формально это, может, и считалось нижним платьем. Но спать в таком… Клирик начал войну с завязками, стараясь не заглядывать в расширяющуюся брешь вдоль левого бока. Расстегнув до конца, дал платью упасть. Очень пожалел, что нельзя включить "свободную камеру" или хотя бы раздобыть зеркало в рост.
И обнаружил себя в длинной, до пят, тунике плотного шелка без рукавов. Учитывая цену шелка в темные века — в несколько раз большее количество золота по весу, — выходило, что Сущность таким образом отыграла цену наряда в целых десять золотых. На этом Клирик решил, что разделся достаточно, и залез в постель.
сида Немайн спала неспокойно, металась, как в бреду. А с ее маленьких узких губ слетало такое, что вызвало бы изрядное уважение самых отпетых наемников Европы. Если б, разумеется, они поняли русский мат. Немайн снились пьяные рабочие, неисправная техника, тупые прорабы и замминистра, "его невысокопревосходительство", подписавший акт о переносе срока сдачи объекта с декабря следующего года на январь нынешнего.
По сравнению с ночным, утренний мир выглядел блеклым, словно землю посыпали пылью. Безжалостное белое светило, молочное небо… Бриллиантовые иголочки звёзд. Немайн сладко потянулась. Наступал второй день странной новой жизни в шкуре волшебного существа в неволшебном мире.
Пока одни спали, другие работали. В Кер-Мирддине имелся врач. Не варварский знахарь, а именно врач старого, римского, типа — ученый и практик разом, способный на сущие чудеса в хирургии и неплохо владеющий общей практикой. Теории, на которых основывалась наука мэтра Амвросия, быть может, выглядели для обитателя иного века странными, но он лечил, а не калечил, счет спасенным жизням вел на сотни. И ночной подъем счел вполне житейским делом. Но лекарства от любви не знал. О чем и сообщил сиде, поймав ее за умыванием.
Клирик как раз разрешил задачу, как, сохранив пристойный внешний вид, не запачкать одежду. Другой-то не было. В результате он замотался в простыню, постаравшись полностью скрыть под ней платье. Мазаться маслом не хотелось, тереться пемзой — тем более, мыла не было. А осторожное плескание рук в подогретой воде, ни удовольствия, ни заметной пользы не приносило.
— Бог ты мой, и правда, сида! — возопил он с порога, — До этого мгновения я полагал тебя, леди, заезжей шарлатанкой! Сидов — суеверием! Но я не прав, и это прекрасно! Уши можно сделать из воска, а рыжих в Уэльсе, как трески в океане. Но не подделать кисти рук! Женщина может стереть лицо и нарисовать другое, мужчина может зарасти бородой, заплыть
— Не замечала… — Немайн принялась рассматривать руки. Узенькие, гладенькие, хлесткие. Для пощечин, не для ласк. Но вот они-то нечеловеческими не казались. Клирику.
Амвросий между тем обежал ее кругом.
— По тебе анатомию можно изучать, — сообщил радостно, — И у тебя в шее девять позвонков! А не семь, как у людей. Это — прекрасно! А глаза… Прелесть! Кстати: палла, вообще-то, наматывается не так. О методах же лечения я просто не намерен спорить. Леди Немайн, отчего ты вообще решила, что эти двое отравлены?! По-моему, обычное взаимное влечение. По крайней мере, следов известных мне приворотных зелий, могущих хоть как-то повредить организму, я не обнаружил. Хотя и вреда от прописанного тобой лечения — тоже. Тем не менее, вынужден признать его неэффективным. Любовь вылечить нельзя.
— Можно, — Немайн хихикнула, — лет пять семейной жизни, и — как рукой снимет. В половине случаев — точно. Собственно, именно такой вариант я намереваюсь предложить пострадавшим и их родне. А что такое палла?
В дверь тихонько поскреблись. Младшие сестренки пострадавшей. Эйра и Сиан.
— А это правда, что Кейра тоже опоили? А то отец говорит: "Если этот котяра в своем уме, убью". А мама…
— А Тулла говорит, ты на нее вечером так смотрела, а зачем? А ей уже тогда подсыпали или нет? А я сразу поняла…
Клирик оторопело отметил, что разбирает в хоровом девичьем щебете каждое слово. И понимает двух разом говорящих девочек. Ненаучная фантастика. Фэнтэзи!
— Да, Кейра, безусловно, опоили, — громко и четко, чтобы мэтр Амвросий посреди гвалта разобрал, вынесла вердикт Немайн, — так что совсем не надо его убивать.
— Опоили. Совершенно неоспоримо, — врач ложь во спасение поддержал.
— А что с ними будет теперь? С Кейром и с Туллой? А то мама плачет, а папа молчит…
— А ничего, — вдохновенно вещала Немайн, — страшного. Жить будут. Колдовство теперь неопасно, зря я половину ночи не спала? Кушать будут, что мэтр прикажет. Увы, отвар любовного напитка успел всосаться в стенки желудков, и лечение может не помочь. Тогда придется бедняжек поженить. А папа молчит, говорите?
— Да, смотрит в окно и молчит, а с Туллой сидит Эйлет…
— Мама и Гвен пытаются папу разговорить, но он молчит, как камень…
Это поведение Клирик знал. Потому испытал острый приступ сочувствия. Сам он предпочитал переваривать неприятности в одиночестве — а лучше с другом. Но Дэффиду от семьи бежать некуда. Одно заведение в городе, и то его собственное. Как же спасти мужика?
— Вашему отцу сейчас нужна другая забота, — Немайн наклонила голову к девочкам, и ее голос вдруг стал ниже и солиднее, — совсем другая… Отзовите маму и сестру, я сейчас выйду в зал, и мы все подробно обсудим. Вы ведь хотите помочь отцу?
Для Дэффида Вилис-Кэдмана ночной кошмар все еще продолжался. Не выспавшийся, красноглазый, он стоял у окна и бессмысленно рассматривал пузырьки в мутном стекле. Сквозь окно пробивались последние знаки нового дня, утро уходило. Впереди маячили семейные разговоры. Опять разгонять птичий базар, стучать кулаком по столу, Глэдис снова начнет реветь в три ручья, дочки хором запоют, что он их совсем не понимает и не любит… Ну за что Бог не дал ему ни одного сына! Уж тот бы понял отца. Или нет?
Хорошо, Глэдис и Гвен хоть ненадолго оставили его в покое. Но ведь вернутся. Снова восходящий к истерике тон, снова будут ходить вокруг да около, и пытаться разрушить решение, которого еще и в помине нет! Шаги за дверью. Может, сразу наорать? Обидятся, конечно, но зато — тишина. Благословенная тишина.