Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)

Коваленко Владимир Эдуардович

Несмотря на тяжёлый поход, настроение на борту царило отличное. Все живы, берег — и дружественный берег, больше того — тот, к которому стремились — вот он. Только что с юркой кожаной лодки на борт поднялся местный лоцман, деловито сунул в кошель предложенную монету.

— А вы осели, — сообщил безразлично, — так что придётся чуток попетлять. Глубина у нас тут того… Извилистая. Но завтра вечером будем в столице. Если не изволите задержаться.

Он говорил на дурной смеси латыни и греческого, добавляя в неё общеморяцкие словечки и жесты. Но и очевидный смысл, и столь же очевидную шутку все поняли. Кому придёт в голову задерживаться, когда доски обшивки разошлись — ещё

в проклятом Бискайском заливе. Свежую воду и провизию корабль, конечно, возьмёт — на тот самый день пути — прямо с лодок, которые уже отчаливают с пологого восточного берега. На крутом западном, возвышается холм, который местные жители всегда почитали за убежище старинного демона. Ходят слухи, что тот иногда губит корабли, нагоняя страх на команды и заставляя их выбрасываться на пологий восточный берег. В старые времена, когда чудовище почитали как божество, народ вдоль берегов реки жил убийствами и грабежом «законной» добычи, выброшенной морем и демоном. Но последние годы нравы изменились. Теперь потерпевший крушение купец мог рассчитывать на спасение и починку — в обмен на треть груза. В противном случае корабль так и оставался гнить на отмели.

— Нет вознаграждения, нет и труда, — так объяснила жена местного властителя особо жадному купчине. И напомнила, какой приём его бы ждал ещё несколько лет назад.

Михаил Сикамб вздрогнул, припомнив вдруг, что в августе-сентябре чудовище, бриттская Сцилла, просыпается и особенно опасно. Рука поднялась для крёстного знамения… да так и застыла.

Возле холма, за полуразобранным частоколом, являющим знакомое — слишком, увы, знакомое зрелище заброшенного военного лагеря, стояла осадная машина. Очевидно сломанная, очевидно покосившаяся — но до чего же большая.

— Локтей двадцать пять, — оценил её размеры его новый спутник, Эмилий из Тапса. Точнее, тот, кто велел называть себя Эмилием из Тапса, позабыв совсем другое имя. Тихий гром Бизацены…

Незаметный чиновник судебного ведомства, вхожий, впрочем, к экзарху, вдруг впал в опалу и ради прожития согласился принять место приказчика у далёких северных полуварваров… Такова легенда. Истина же… Центенарий. Офицер имперской разведки, верный теперь только экзарху Григорию. Чиновнику легко изобразить чиновника, и потому легенда идеальна. А ещё — непосредственный куратор Михаила. И многих других агентов. Недаром на дромоне множество переселенцев. Ради чего пришлось пожертвовать метательными машинами и — даже! — частью абордажной команды. Так или иначе, население Кер-Мирддина вскоре должно умножиться почти на сорок человек — беженцев из Египта, не пожелавших затормозить в Карфагене, и остаться там нищими. Беженцев, добежавших аж до Оловянных островов. Заполучив по пути за свою боязливость немного подъёмных, отчеканенных отнюдь не из олова.

— Надо бы пристать.

Капитан помнил инструкцию — к купцам прислушиваться. Но…

— Мы еле держимся на плаву, — заявил он, — если угодно прогуляться на берег — вокруг полно лодок. Но ждать не будем.

Сикамб оглянулся. Его приказчик изображал полнейшее безразличие ко всему.

— Вас просили проявить к нам внимание, — Михаил вздохнул, ибо в глубине души был согласен с капитаном, а не с коллегой навыворот: шпионо-торговцем, не торговце-шпионом, — напомнить, кто?

Капитан выругался. Потом попробовал зайти с другой стороны.

— Это может быть ловушка. Жители побережий иногда заманивают корабли…

— Жителей этого побережья вы знаете хорошо. Этим они не промышляют года три.

— Будь по вашему… Лоцман уверяет, что тут есть хорошее место, где мы можем бросить якорь, не сев на мель.

Причина чудесной

предупредительности лоцмана выяснилась быстро. На берегу выбирающихся из лодки африканцев — а прогуляться пожелали многие, в том числе два офицера с дромона и сопровождающий переселенцев священник — уже ждал плен. Дружественный, но алчный.

— Благородные чужестранцы интересуются? — раздался весёлый голос, — я так и знал!

Он говорил на смеси плохонькой, но не особо вульгарной латыни и «койне», языка средиземноморских портов.

— А я могу многое рассказать. Я один догадался! Можно продавать на корабли сладкую воду, можно продавать свежий хлеб и добрый эль, и мясо только с огня — но всё это требует затрат. А у меня ни кола, ни двора, зато уйма соображения, и вот я подумал — а почему бы не продать историю. Я не могу запретить вам самим осмотреть великую машину, низвергнувшую языческого бога. Но за восьмую долю серебряной монеты я расскажу вам историю очевидца… Ах, да — медь я беру тоже!

— Хорошо, мы заплатим, — встрял Эмилий.

— Вам какую — покрасивее, пострашнее, поинтереснее? Я не бард, но байки рассказывать люблю.

— Поправдивее, да поскучнее.

— Можно и так, деньги-то ваши. Ну так слушайте — работал я над этой машиной на принеси-подай. Но видел многое. Вон тут бревно видите? Это — лапа. Она была привязана к раме. И метала камни. Много-много людей трудилось, и фэйри. Те всё молиться за них просили, чтобы Господь души им даровал… Метали землю и камни — Немайн, и здешний правитель, принц Рис. Вон в ту дыру. Орало — оттуда. Страшно так. Но — прекратило. Тогда великолепная взошла наверх и окончательно изгнала нечисть молитвой.

Греки переглянулись. «Великолепная». Титул первого класса, но не императорский.

— И сама очень сердилась, и хотела забрать обе машины с собой в город, но её убедили не делать этого, — продолжал проводник, — Тогда она велела вырвать железные крюки и отвязать все верёвки, и машины распались. Крюки и верёвки она увезла с собой. Крюки были вот тут.

И показал дырку в торце лапы.

— Ты говоришь о двух машинах. А где вторая?

— А вот, видите домик? Его из второй машины собрали. Наш клан решил последить, не вернётся ли нечисть снова. А потому поселить смотрителя. Ну и проверить заодно, придётся ли овцам и козам по вкусу трава с Гвиновой цитадели… Мы, Вилис-Тармоны, люди предприимчивые. Всё-таки произошли от Брута из Трои! Лучше, конечно, подошёл бы священник или монах, да и часовенку над местом победы над злом поставить бы надобно. Но сейчас в Диведе плохо с монахами…

Проводник горестно вздохнул. Предложил осмотреть пещеру — разрушенное логово Гвина ап Ллуда.

Офицеры обсуждали увиденное.

— Странная машина, — заметил комес баллистариев, — даже если верёвки сняты, непонятно, где крепились мотки. Оси вращения нет, высокая балка явно ограничитель. Очень хлипкий. Может, просто пугали?

— Бритт уверяет, что осаждающие победили, — заметил Эмилий, — кроме того, снаряды метали в пещеру, которую мы идём смотреть. Да, чудовище — моряцкие сказки-пугалки?

— Не байки, — отрезал Михаил, — я сам в молодости слыхал вопль. По счастью, наш кормчий удержал руль, на мель не сели. Половина экипажа наложила в штаны — а кто был без штанов, те прямо на палубу. Ох, и драили потом…

— Эта машина действует, — тихо проговорил священник.

— Святой отец, ну что вы понимаете в осадных машинах! — воскликнул баллистарий.

— Достаточно, сын мой — я видел их в действии. Почти такие же, только поменьше. Такими камнемётами авары снесли Длинные стены, когда штурмовали Константинополь. Спасла город только Богородица…