Кешмарики от Иннокентия
Шрифт:
– Слышь, братан, давай определись. Или в ухо, или послушаем песню. Добрыня был верен себе и, как всегда, последователен.
– А какая разница?
– муромские брови поползли вверх, приподнимая шлем.
– Нужно делать так, чтобы одно другому не мешало, - пояснил мысль партнер.
– Дадим в ухо - не услышим песни. Так уже было с Соловьем-разбойником, помнишь? А если сначала послушаем песню, а потом дадим в ухо, то это уже будет им заслужено. Понял разницу? Он уже будет не просто акын, а заслуженный
Открывшаяся перед ним перспектива явно потрясла менестреля и он затянул дурным голосом:
– Богатыри - не вы...
– Эй, старче, ты чего это поешь?
– Я же говорил - в ухо!
– Илья начал закатывать чешуйчатые рукава кольчуги.
– Погоди, братан. Он же все-таки слепой.
– Добрыня был настроен на творческий вечер. Ему отнюдь не хотелось быть свидетелем и снова давать показания татаро-монгольской полиции, которая всегда в таких случаях появлялась незваной, как верно подметил народ.
– Сейчас дам в ухо, у него живо глаза на происходящее откроются. Муромец принялся за следующий рукав, лязгая чешуей и зубами, которые болтались у него в виде браслета как воспоминание о последней стычке на бусурманской таможне.
– Старче! Или меняй репертуар, или не забудь подставить второе ухо, быстро вставил Алеха, наклонясь к пока еще здоровым органам слуха калики. Давай что-нибудь эпическое, но только не про Тарзана. Муромец, понимаешь, он бродячих животных не сильно любит... Да и остальных тоже, кстати.
Бандурист усердно кивнул и в воздухе поплыл деревянный звук, когда лоб соприкоснулся с инструментом.
– Что это было?
– начал оглядываться по сторонам Илья.
– Никак снова набат?
– Да нет, - успокаивающе похлопал его по плечу Никитич и кивнул на старца..
– Это самообслуживание.
– А-а, это хорошо. Ну, бродяга, давай.
– Ой, вы геи еси, добры молодцы...
– Кто-кто мы еси?!
– опешил Илья и повернулся к Добрыне.
Тот пожал плечами.
– Былина о сексуальных меньшинствах. Надо понимать, исполняется впервые.
Муромец повернулся к Поповичу:
– Никак слухом земля полнится. А ты говорил...
– А что я? Что я?
– как всегда пассивно попятился от напарника Алеха. Такого шила, как у тебя, в кольчуге не утаишь.
– Это тебе не кот в мешке.
– поддакнул Добрыня.
– Не мешайте наслаждаться искусством.
– ...И за борт её бросает в набежавшую волну. Евнух в ужасе таращит глазки. Понял, чертов супостат, что реальность далека от сказки. А Илья берет его в объятья, рвет портки, крича победно:" Повеселимся ужо, братья!"
– Не было такого, - неуверенно пробасил Муромец, краснея в неверном свете восходящей луны.
– Из былины слова не выкинешь, - ревниво пискнул Алеха и спрятался за широкой спиной Добрыни. Никитич злобно
– Вечно ты все путаешь! Неужто "Кама сутры" начитался?
– За кого ты меня принимаешь?
– А за кого мне тебя принимать, если из нас троих только у тебя кобыла? И, вообще, я же говорил, не мешай наслаждаться.
– Тебе бы все наслаждаться!
– вздохнул Попович, потирая больное место.
– А что прикажешь делать в свободное от тебя время?
– буркнул Никитич и оценивающе посмотрел на менестреля.
– ...И я там был. Мед-пиво пил и по уху получил!
– распинался тот на бандуре.
– Да ты на что намекаешь?
– не мог успокоиться Алеха. Невыносимый зуд призвания не давал ему найти места.
– Намекаю, когда вынимаю...
Илья исподтишка кинул взгляд на милых, которые тешились, и отвел душу, врезав певцу по уху.
– Ну, Илюха!
– укоризненно покачал головой над умолкшим телом Добрыня. Наш пострел и тут поспел.
– Такая душевная была песня, а ты из него душу вытряс, - лицемерно опечалился Алеха, о призвании которого еще не скоро начнут слагать былины.
– А чего он будущее предсказывает? Талант, понимаешь. Тьфу!
– Видимость одна, - согласился ценитель искусства.
Какое-то время они молча стояли и лунный свет блестел на верхушках шлемов, а скупые огоньки сигарет выхватывали из темноты суровые неунывающие лица. Потом они бросили курить и снова зашли в кабак с одноименным названием. Вылазку надо было обмыть.
Был вечер выходного дня.
Г И Д
Я сидел на скамейке в сквере около сверхофициального здания, а вокруг падали звезды. Красота, но мое состояние не соответствовало этому факту. Скажу больше, жестокое похмелье по сравнению с ним показалось бы нирваной. Я сегодня в пух и прах рассорился со своей девчонкой, а выпитое только усугубило бездонную трещину между мной и всем остальным миром. Мрачно уставясь в вечернее небо, я злорадно размышлял об обретенной свободе. Однако, сколько о ней не думал, она меня не прельщала в угоду неведомым врагам. Ого, куда меня уже занесло. Никогда не думал, что параноики близки мне по духу!
Итак, поймав себя на этом, я постарался сменить тему для размышлений и постепенно мысли плавно перешли на рельсы раздумий о смысле жизни. От личных невеселых дел они съехали на проблемы общепланетные, а затем и метагалактические. В воображении засверкали кружащиеся спирали галактик. Впрочем, очень похожие на стальные штопоры из тех, которыми неумелые официанты открывают вина, чтобы облить тебя. Черт, мне всегда попадались официанты, у которых руки растут оттуда, где у бобра хвост, и это никогда меня не настораживало!..