Кейджера Гора
Шрифт:
– Леди Шейла плачет? – спросил Дразус, по видимому заметив блеснувшие в моих глазах слёзы.
– Нет! – отмахнулась я, пытаясь не показать своей слабости.
Я боролась с дикой потребностью, растущей во мне, казалось всплывшей из самых тёмных глубин моего сердца, с нуждой, которая требовала от меня капитулировать, подчиниться и любить, всецело, не сдерживаясь, отдавая всё, не прося ничего. Какой поверхностной, внезапно, показалась мне сейчас моя склонность к эгоизму и себялюбию. Откуда могли появиться во мне эти странные и столь ошеломительные эмоции, спрашивала я себя. Конечно, они, напугали меня, ибо во всём казались полностью противоречащими
Я промокнула слёзы, выступившие в моих глазах уголком вуали.
– Я не плачу. Это всё ветер, - сказала я и, обернувшись назад, лицом к городу, добавила, - Так будет лучше.
Теперь тарны, восседавшие на их насестах, оказались по левую руку от меня.
Я смотрела на крыши Корцируса. Между крышами выделялась зелень деревьев, можно было различить театры и стадион. Как прекрасно смотрелся дворец с этого места! Я смогла различить, некоторые из садов, и крышу библиотеки на прямом как стрела проспекте Ификратеса.
– Как же прекрасен наш Корцирус!
– восхищённо выдохнула я.
– Да, - признал Дразус Рэнциус, вслед за мной повернувшись к городу лицом.
Я полюбила гореанский мир, хотя я и считала его во многом довольно пугающим, прежде всего, потому что здесь было разрешено женское рабство.
Я всё не могла решить для себя, была ли Сьюзан права, и может быть, я действительно нуждалась в господине? Но едва подумав об этом, я гнала от себя прочь эти абсурдные мысли.
Я не была покорной, пресмыкающейся рабыней, женщиной, на чьё горло надели ошейник, и кому остаётся только надеяться, что некое животное могло бы счесть разумным бросить ей корку хлеба. Я была совершенно другой. Я женщина с Земли! Я гордая и свободная! Действительно, на этой планете мне даже выпала удача наслаждался особо высоким статусом, одной среди тысяч других моих порабощенных сестёр влачащих жалкое существование, в городе расстилающемся под моими ногами. Я была Татрикс этого города! Я смотрела вниз, со стены, поверх множества крыш Корцируса.
Но почему тогда Сьюзан была счастлива, а я так несчастна? Она была всего лишь рабыней в стальном ошейнике. А я была свободна! Я смотрела на Корцирус. В гореанском мире было то, что всё ещё приводило меня в замешательство - женское рабство было разрешено. Как это ужасно! И всё же, что-то в тёмных закутках моего сердца, бесспорно, было глубоко смущено и взволновано этим фактом. И загорающиеся во мне при этом чувства, крайне меня беспокоили. Это, казалось, был совершенно не тот рефлекс, к которому меня приучили.
– Вон там дворец, - вытянул руку Дразус Рэнциус.
– Я вижу, - кивнула я.
Учитывая независимость самцов в природе, общую среди всех млекопитающих и в том числе среди приматов, то я предположила бы, что должно быть достаточно логично, что в цивилизации, по духу к природе близкой, а не настроенной на борьбу с ней, существование такого института, как женское рабство, вполне оправдано. Это можно было бы рассматривать, как цивилизованное выражение биологических отношений, признание этих отношений, и возможно даже улучшение, усовершенствование и торжество их, и, в контексте обычаев и законов, конечно, преобразование и усиление их. Но почему, раздражено спрашивала я себя, цивилизация должна быть именно близкой по духу к природе? Разве для цивилизации не будет намного лучше от того, что она будет противоречить
– А вон театр Клейтос, - обратил моё внимание Дразус Рэнциус, - а это - библиотека, вон там - стадион.
– Да, - на автомате отвечала я.
Впрочем, независимо от того, что могло бы быть правильным в таких вопросах, женское рабство на Горе было свершившимся фактом. Как я уже давно узнала, здесь были рабыни. Я смотрела на город. Там в городе лежащим передо мной, внутри этих самых стен, жили женщины, возможно, мало чем отличающиеся от меня самой, в ошейниках, которых в буквальном смысле этого слова, держали в категорической и бескомпромиссной неволе. Я уже не раз видела многих из них, в их характерной одежде, в их ошейниках. Я даже видела ту, что из одежды носила лишь ошейник и железный пояс, если их можно было назвать одеждой. И эти женщины принадлежали, в буквальном смысле этого слова, они были чьей-то собственностью, со всеми вытекающими из этого для них последствиями.
– А вон там, видите те деревья? – спросил меня Дразус Рэнциус, - это сад Антистэнеса.
– Как Ты думаешь, сколько рабынь, может быть в Корцирусе? – спросила я моего телохранителя, как если бы из праздного любопытства.
– Я не знаю, - запнулся он.
– Вероятно, несколько сотен. Кто же их считает.
– А такие женщины могут быть счастливыми?
– Они же всего лишь рабыни, - удивился Дразус, - Кому могут быть важны их чувства и счастье?
– Конечно, - вынуждена была сказать я.
Какие же всё-таки мужчины – грубые животные! Насколько беспомощны перед ними рабыни!
– Вы видите те деревья? – снова постарался привлёчь мой внимание к тому парку наёмник, - там находится сад Антистэнеса.
– Да, - кивнула я.
Мы посещали тот сад дважды. Это именно там, во время нашей первой прогулки, я попыталась соблазнить Дразуса Рэнциуса поцеловать меня. Во второй раз мы были там после посещения турнира по фехтованию. Я была отвергнута оба раза. Интересно, а если бы я была заклейменной рабыней, он бы тоже отверг меня? Безусловно, он, скорее всего, заставил бы меня рыдать и умолять о его поцелуе.
Я с трудом удержалась от импульса, встать перед ним на колени. Как же я ненавидела Дразуса Рэнциуса!
6. Сирик
– В Корцирусе есть ещё места, куда Ты меня не водил, - напомнила я Дразусу Рэнциусу.
– Возможно, - уклончиво ответил мне он.
– Два дня назад мы проходили мимо одного такого места, - напомнила я.
– Это не то место, откуда доносилась музыка? – уточнил мужчина.
– Да, - кивнула я.
Нелегко было бы забыть такую музыку, столь мелодичную, и столь же возбуждающую и чувственную.
– Там, внутри под эту музыку танцевала девушка, - объяснил он.
– Это была пага-таверна.
– И Ты не позволил мне войти туда, - обиженно сказала я.
– Когда в подобном заведении танцуют такие девушки, на них часто надеты лишь украшения или цепи, - сообщил он.
– Я думаю для свободных женщин, будет лучше не видеть, как они смотрят на мужчин, и как они перед ними двигаются.