КГБ сегодня. Невидимые щупальца.
Шрифт:
Для редакционных работников «Правды» не составляли секрета и такие факты. Бросив все ресурсы на строительство стадионов, гостиниц, бассейнов и городка для спортсменов («олимпийской деревни») в связи с предстоящей в 1980 году Олимпиадой, власти резко сократили жилищное строительство в Москве. Так что тысячи, а может быть, десятки тысяч семей лишились обещанных новых квартир. Да и олимпийские объекты строились кое-как — сказывались фантастическое расхищение материалов и недостаток рабочих рук.
Строителей нередко удаляли со стройплощадки, чтобы специальные команды КГБ могли установить в новых зданиях устройства для подслушивания. Во многих местах, где не хватало рабочих,
Он рассказывал также о бессмысленных убийствах, «нагнавших страху». Группы подростков убивают людей прямо на улице, притом без всякой причины, по-видимому, в поисках острых ощущении.
От таких убийств трудно защитить население. Единственное средство — это патрулировать определенные районы силами милиции и переодетых гебешников. В полной безопасности можно себя чувствовать лишь в самом центре Москвы, в радиусе примерно полутора-двух километров от Кремля. Левченко знал, что это действительно так: центр города всегда насыщен милицией и патрулями КГБ.
Новый приятель Станислава упомянул и еще об одном явлении: волне антисемитизма в связи с тем, что евреям разрешено теперь уезжать из СССР, в то время как все прочие были обречены влачить жалкое существование, оставаясь на месте и не видя для себя никакого выхода. «По-моему, это несправедливо, — говорил ретушер. — Несправедливо и то, что теперь еврейские девушки получили преимущество перед всеми остальными: у них отбою нет от женихов, потому что, женившись на еврейке, каждый получает шанс уехать…»
На досуге Левченко пытался читать. В Токио его рабочий день начинался с просмотра газет, где легионы первоклассных журналистов освещали события с различных точек зрения. Сквозь призму японской прессы он волей-неволей видел общество, заряженное энергией, пульсирующее оптимизмом, общество, благосостояние которого непрерывно повышается, несмотря на явную скудость природных ресурсов.
Просматривая московские журналы, он пытался разглядеть и в советском обществе признаки подобного динамизма, пусть и не столь впечатляющие. Но все, что он находил в советской прессе, лишь разочаровывало его, если не угнетало, — ведь он уже давно научился расшифровывать эти бодрые реляции, читать между строк. Когда он читал хвалебную статью о какой-то образцовой угольной шахте, в конце которой говорилось, что соседним шахтам надо подтянуться и брать с нее пример, — это означало, что угольная промышленность испытывает кризис. Если статья воспевала героические усилия какой-то железной дороги, сумевшей добиться образцового выполнения графика перевозок, это значило лишь, что прочие дороги сильно хромают в этом отношении. Если журналист восторгался трудовым порывом среднеазиатских студентов, которые, как он писал, десятками тысяч добровольно отправлялись собирать урожай хлопка, — это значило, что хлопкоуборочные машины опять простаивали и, чего доброго, часть урожая сгниет на полях.
Находясь за границей, Левченко убедился, что, какими бы недостатками ни страдало американское общество, продовольствия в Америке всегда было достаточно. Читая теперь в «Правде», что жители Соединенных Штатов недоедают, а некоторые штаты находятся чуть ли не на грани голода, Левченко понимал, что населению СССР придется еще туже затянуть пояса. Ведь и американцы, судя по советской печати, находятся ничуть не в лучшем положении.
Призывы к экономии, которыми пестрели газеты и журналы, разоблачения злоупотреблений,
Во многих комментариях прессы Левченко находил явное сходство с теми нарочито утешительными новостями, которые он сам время от времени стряпал, находясь в Японии ради спокойствия членов Политбюро. Это была заведомая дезинформация, регулярно поставляемая советской стороной внешнему миру, чтобы сбить с толку иностранцев. Распространяя ту же дезинформацию в собственной стране, правительство явно ставило свой народ на одну доску с японцами или американцами, или китайцами. Но ведь это все были враждебные Советскому Союзу нации! Выходит, и собственный народ рассматривался как враждебный, раз его потчевали тем же пропагандистским варевом…
Вернувшись в Москву, Левченко получил свою новую «Волгу». Машина символизировала житейскую удачливость, карьеру, и хотя бы поэтому ею следовало гордиться. Многочисленные мелкие неполадки, выявившиеся тут же, его не слишком волновали: этого следовало ожидать, и он уже заранее наладил контакт с двумя механиками, взявшимися привести все в порядок в нерабочее время. Они работали на номерном заводе, выпускавшем системы управления для ракет. В конце недели они за одну ночь проверили «Волгу», наутро взяли для нее кое-какие запчасти на своем заводе и за субботу и воскресенье устранили неисправности. Они трудились, не покладая рук, и Станислав исправно таскал им водку — бутылку за бутылкой.
Станиславу не терпелось поездить на своей машине по Москве, посмотреть на город. В первую же поездку он нарушил правило — сделал левый поворот из правого ряда — и был остановлен лейтенантом-автоинспектором. Увидев удостоверение личности, свидетельствующее, что Левченко — токийский корреспондент «Нового времени», инспектор дал понять, что подходящий японский сувенир мог бы избавить нарушителя от неприятностей.
— Как насчет открыток со стереоизображением?
— Шутишь! Этого барахла у меня навалом. Что-нибудь более дельное…
— Я живу тут рядом. Через двадцать минут вернусь, прихвачу зажигалку.
— Это уже лучше. На вид ты парень честный, — ладно, езжай, поверю тебе.
Получив зажигалку, он обрадованно сказал:
— Я чувствовал, что не обманешь!
Друзья говорили Станиславу, что надо бы собраться, отметить приезд, но партия как раз начала очередную кампанию против пьянства, и начальник Первого главного управления категорически запретил офицерам устраивать «торжества с выпивкой». Только что ему пришлось уволить сразу четырех полковников: они, не подозревая, что в ресторанный столик вмонтирован микрофон, завели под воздействием выпитого не слишком сдержанный разговор.
Левченко с друзьями решил все же устроить ужин в «Национале». Кто-то из них через приятеля, работавшего во Втором главном управлении, получил заверения, что микрофон, которым был снабжен столик, будет в этот вечер отключен.
За столом Левченко рассказал о своем опыте общения с московской автоинспекцией. В ответ посыпались истории одна другой хлеще — подкуп и взяточничество в Москве прямо-таки процветали. Недавно у комиссионного магазина был задержан гражданин, спекулировавший японскими кассетами. «И что ж ты думаешь — оказался полковником КГБ». Шесть или семь офицеров пожаловались начальству, что в сауне при Первом главном управлении у них кто-то спер часы. Вмешалось управление «К», и его сотрудники накрыли вора, — это был старший лейтенант, признавшийся, что таким путем он сколачивал деньги на покупку машины.