КГБ в 1991 году

Сойма Василий

Из самолета вывели не сразу, подождали, пока завершилась церемония, связанная со встречей Горбачева. «Провели к машине санитарного типа и там заявили о моем задержании. Сделал это Степанков — Генеральный прокурор России».

Момент спуска Крючкова из самолета зафиксировал председатель КГБ РСФСР В.В. Иваненко. Ему это запомнилось так.

«Полностью потерянный — меня не узнает. Привели к Степанкову, тот объявил о задержании, составил протокол. Я спросил Крючкова: “Владимир Александрович, это ваши вещи?” — показав на два его чемоданчика, которые принес его охранник. “Нет, не мои”».

Конечно,

в тот момент он испытал сильнейшее потрясение. А кто бы, оказавшись в его положении, не испытал?

«Личный обыск, протокол, другие формальности, связанные с задержанием, понимание разумом своего состояния — все сливалось вместе в какую-то огромную давящую тяжесть», — делился он своими тогдашними ощущениями.

О первом в жизни допросе, который, по его словам, «оставляет глубокий след, а точнее, рану, на всю жизнь»: «Дело не в следователе, он выполнял свой служебный долг. Первый допрос врывается в душу, в сердце как совершенно противоестественное событие, задевает твое человеческое достоинство, не считается с тобой как с личностью, ломает привычный ритм жизни и, словно непомерный гнет, заставляет согнуться, ввергает в состояние беспомощности, бессилия».

Как проходил этот первый в его жизни допрос? «Начинается откровенно жесткий теледопрос, с неудобными, даже садистскими вопросами. Следователь явно работает на публику, по крайней мере, на социальный заказ руководства. Понимание этого приходит уже в ходе допроса. А голова от усталости и напряжения гудит, временами даже отключается сознание; отвечать надо с ходу, подумать некогда, на тебя смотрит камера, и ты чувствуешь себя вынужденным говорить, давать показания».

В тот день он обратился с письмом к Горбачеву, еще на что-то надеясь. Передал через Степанкова.

Вверху сделал пометку: «Лично!»

Уважаемый Михаил Сергеевич! Пока числюсь в задержанных по подозрению в измене Родине, выразившейся в заговоре с целью захвата власти и осуществлении его. Завтра может быть арест и тюремное задержание и далее по логике.

Очень надеялся на обещанный Вами разговор, но он не состоялся. А сказать есть чего!

Какой позор — измена Родине! Не буду сейчас писать Вам более подробное письмо, в нем ведь не скажешь, что надо. Прошу разговора краткого, но важного, поверьте.

Уважаемый Михаил Сергеевич! Надо ли нас держать в тюрьме? Одним под семьдесят, у других со здоровьем. Нужен ли такой масштабный процесс? Кстати, можно было бы подумать об иной мере пресечения. Например, строгий домашний арест. Вообще-то мне очень стыдно!

Вчера прослушал часть (удалось) Вашего интервью о нас. Заслужили или нет (по совокупности), но убивает. К сожалению, заслужили!

По-прежнему с глубоким человеческим уважением. 22.8.91. В. Крючков.

Четверть века спустя первый мэр Москвы Гавриил Попов, анализируя телепередачи, посвященные «путчу», в статье «Неосмысленный юбилей» написал: «Меня удивляет позиция ведущих, которые цитировали покаянные письма М.С. Горбачеву от В.А. Крючкова или Д.Т. Язова. Как можно принимать за истину такие письма после того, что мы узнали о письмах Сталину из тюрьмы от того же Бухарина! Тюрьма — место, где думают не об истине, а о своей судьбе».

Из дневниковых записей от 22 августа и.о. председателя КГБ СССР Л.В. Шебаршина,

назначенного на эту должность Горбачевым несколько часов назад:

«Звонок из Прокуратуры Союза, В.И. Кравцев:

— Мы высылаем бригаду следователей для проведения обыска в кабинете Крючкова.

— Хорошо, высылайте.

Звонок из Прокуратуры РСФСР, В.Г. Степанков:

— Мы высылаем бригаду следователей для обыска кабинета Крючкова. С бригадой приедет Молчанов от Центрального телевидения.

— Ради Бога, присылайте, но сюда уже направляются люди из Прокуратуры Союза!

— Ничего, мы с ними договоримся.

Через десяток минут в кабинете оказываются человек пятнадцать служителей правосудия, из которых запомнился лишь Генеральный прокурор РСФСР Степанков. К моему удивлению, обе группы моментально договорились, нашли понятых — девушек из секретариата — и двинули в крючковский кабинет. Группа отправилась обыскивать дачу Крючкова, где уже с утра горько рыдала Екатерина Петровна, другая группа — на городскую квартиру».

…Язова

Он летел из Фороса во Внуково-2 на самолете Ил-62 вместе с Лукьяновым, Ивашко, Баклановым и Тизяковым. Приземлились в 2 часа 15 минут ночи с 21-го на 22 августа. Перед ними совершил посадку Ту-134 с Горбачевым, Руцким, Силаевым, Бакатиным. Там же, но в отдельном отсеке, находился Крючков.

Обратимся к записям Степанкова и Лисова: «Язов держался очень спокойно. Выслушав нас, он спросил: “Что я должен делать?” Узнав, что ему надо пройти в здание аэропорта, он ответил: “Есть!” — привычным жестом вскинул руку к козырьку парадной маршальской фуражки и двинулся вперед четким, солдатским шагом. Чувствовалось, что внутренне он уже подготовился к такому исходу».

Председатель КГБ РСФСР В.В. Иваненко тоже отметил: «Язов, хоть и нервничал, но держался мужественно».

Сам Язов описывал картину своего задержания так: «Предчувствуя недоброе, я всматривался в иллюминатор на ярко освещенную прожекторами площадку перед Внуково-2, где уже суетились какие-то люди в камуфлированной форме, бегали солдаты. “Ну что же, — подумал я, — освещают, значит, вот-вот грянет политический театр. Статисты уже под “юпитерами”.

И вот поданы трапы. Я обратил внимание, что к каждому трапу поспешили крепыши из соответствующих спецслужб. Они приняли устрашающую стойку, пытаясь припугнуть кое-кого из именитых пассажиров. Первым к трапу направился В. Баранников. Оценив все эти маневры, я сказал сопровождающему меня полковнику П. Акимову, что мы подоспели к аресту.

— Не может быть, — воскликнул он. — От президента переда ли: вам назначена встреча в Кремле в 10 часов утра.

Спустившись по трапу, мы направились к зданию аэропорта. При входе в зал Баранников сказал Акимову: “Вы свободны”, - а затем мне: “А вас прошу пройти в следующий зал”. Вошли в небольшую комнату, где обычно размещалась охрана. Здесь к нам поспешил незнакомый человек с копной нестриженых волос на голове. Он довольно бойко представился: “Прокурор Российской Федерации Степанков Валентин Георгиевич!” — и спросил, есть ли у меня оружие. Затем объявил, что я арестован по подозрению в измене Родине в соответствии со статьей 64 УПК.