КГБ в 1991 году
Шрифт:
Спустя 25 лет будущий руководитель Управления КГБ по Москве и Московской области, в те дни директор департамента мэра Москвы Е.В. Савостьянов рассказал подробности захвата зданий ЦК КПСС.
«Шел второй день после подавления путча, — делился он воспоминаниями с “Московским комсомольцем” (23.08.2016). — Мы собрались, чтобы обсудить, как вернуться к будничной жизни и какие возможности и задачи стоят перед нами в создавшейся ситуации. Были мэр Москвы Попов, председатель московского правительства Лужков и я. В кабинет с довольно хитрой улыбкой, держа в руках листочек бумаги, вошел управляющий делами правительства
Савостьянов взял бумажку. «Это была известная записка о том, — продолжает Савостьянов, — что идет уничтожение документов в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади и что надо приостановить работу зданий. Стоит подпись — Бурбулис печатными буквами и сверху отчетливая резолюция Горбачева: “Согласен”. Попов мне говорит: “Идите, выполняйте”. Задача не вполне тривиальная — закрыть здания ЦК КПСС».
«Я позвонил начальнику московской милиции, — продолжает Савостьянов, — и попросил выделить мне две роты ОМОНа, чтобы окружить комплекс зданий, заблокировать ходы и выходы. Позвонил начальнику московского КГБ и сообщил коллегам, охранявшим комплекс зданий, что я приеду с письмом генсека, подлежащим исполнению».
Когда он с Шахновским приехал, руководитель охраны проводил их к управляющему делами ЦК Кручине.
«Я его спрашиваю: “Вы почерк своего генсека знаете?” Он несколько опешил и говорит: “Знаю”. Прочитал записку, сначала стал красным, потом пунцовым.
Начался долгий разговор, я видел, что никакого желания выполнять команду нет. Когда я понял, что Кручина успокоился, — резко ударил кулаком по столу и заорал: “Не валяй дурака, делай, что тебе говорят”. Меня проводили в будку трансляции системы гражданской обороны ЦК, чтобы я оттуда смог сделать объявление. Там мне сказали, что ключи неизвестно у кого и открыть будку не могут. Я говорю: “Сейчас 14.15, в 15.00 я арестую всех, кто останется в здании”. Сразу нашелся радист с ключами.
Я страшно боялся, что, когда буду делать объявление, горло перехватит, ведь я понимал историческую значимость момента. Меня попросили повторить объявление и назвать свое им. Я думаю: “Вот дурак, исторический момент, а я даже не представился и не вписал себя в анналы"».
Далее он сказал следующее: «В тот момент шло собрание партактива ЦК КПСС, из динамика прозвучало объявление, собрание сразу закрылось, и они побежали».
Когда, по его словам, на выходе их обыскивал народ, Савостьянов проявил гуманность. Узнав, что они с собой тащат колбасу и копченую рыбу, проявил сочувствие: «Вы им не мешайте, они в последний раз».
И сравнил захват зданий ЦК КПСС с закрытием Учредительного собрания матросом Железняком. А также назвал комплекс тех зданий «символом самой кровопролитной в истории человечества диктатуры».
Впоследствии первый мэр Москвы Г.Х. Попов, начальник Савостьянова, писал, что захват зданий ЦК КПСС по важности был аналогичен взятию Бастилии в Париже, штурму Зимнего дворца. Но в 25-летний юбилей выступления ГКЧП телеканалы обошли этот эпизод своим вниманием. «А.И. Музыкантский тоже мог бы многое рассказать», — заметил Попов.
В сентябре 1991 года Бакатин по представлению мэра Москвы Г.Х. Попова назначил Савостьянова новым руководителем
Но вернемся к событиям на площади Дзержинского.
Со Старой площади людской поток бурно понесся в сторону Лубянки, к зданию КГБ. Звучали призывы взять его штурмом. Разбушевавшаяся толпа пыталась сбросить памятник Дзержинскому.
По толпе пронесся слух: внутри памятника хранится «золото партии». Наивные, легковерные люди.
Подзуживаемые закоперщиками, они выбили стекла в дверях Центра общественных связей КГБ. На мемориальной доске в память Ю.В. Андропова намалевали свастику. Надписи на здании КГБ: «Павлов монстр», «Язова под суд», «Свободу В. Новодворской». Экстремистки настроенные люди призывали захватить здание КГБ.
Из дневниковых записей Л.В. Шебаршина, которого Горбачев несколько часов назад назначил и.о. председателя КГБ СССР:
«Начальник комендантской службы В.Г. Опанасенко докладывает, что толпа на площади собирается идти на штурм КГБ.
На стенах зданий пишут обидные лозунги, окружили памятник Дзержинскому.
— Что делать?
— Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не применять оружия. Закрыть все ворота и двери, проверить решетки. Будем обращаться к московским властям и милиции. (Момент унижения, затянувшийся на два дня!)
Отыскиваем милицию, но она на выручку не спешит». Шебаршин отметил в своем дневнике: «Всем командует С.Б. Станкевич, а милиция приглядывает за порядком». (Станкевич был народным депутатом СССР, заместителем председателя Моссовета.)
Из рассказа председателя КГБ РСФСР В. Иваненко:
— Прибежал комендант здания: «Что делать, какие команды в случае прорыва?» Решили с Шебаршиным — стрелять ни в коем случае нельзя, максимально усилить запоры. Я позвонил Ельцину — он на митингах. Нашел Бурбулиса, сказал, что прорыва в здание ни в коем случае допустить нельзя: тут документы, архивы, может пролиться кровь. Бурбулис переговорил с Ельциным, и тот приехал к памятнику. В итоге главная задача — не допустить разгрома — была выполнена.
Генерал КГБ В. Широнин:
— На плечи памятника «Железному Феликсу» забрались опытные скалолазы, набросили металлические тросы на его шею. Взревев, толпа ошалело потянула тросы в разные стороны, но 11-тонный памятник даже не шелохнулся. Тогда сквозь беснующихся людей к постаменту протиснулись грузовик и машина скорой помощи. Пока к грузовику цепляли тросы, из «скорой» раздавали бутылки водки — все было продумано! Наконец, грузовик рванул, от натуги приподнялись его передние колеса. Но памятник даже не качнулся.