КГБ в смокинге. В ловушке
Шрифт:
— Значит, мне вынесен смертный приговор?
— Да, Вэл.
— На десерт?
— Который не подсластит даже этот роскошный торт.
— И вы специально привели меня в ресторан, чтобы огласить вердикт?
— А вы поверите, если я скажу, что вся эта затея с рестораном — моя личная инициатива, которая, возможно, мне еще аукнется?
— Разве у меня есть выбор?
— Это не разговор, Вэл! — впервые за этот вечер голос Юджина прозвучал резко и властно. — Я хочу, чтобы вы осознали всю щепетильность ситуации.
Я открыла глаза и увидела, что торта нет. Как, впрочем, и хрустальной посуды, и толстой свечи, украшавшей наш стол. Мы ехали в машине по довольно мрачной улочке. Совсем слабый, какой-то призрачный отблеск фонарей только подчеркивал узость тупика, в котором оказались машина, я, моя жизнь и, похоже, мой обаятельный попутчик. С распущенной лентой бабочки и сигаретой в зубах, Юджин уставился строго в затылок водителя, словно мысленно диктовал ему маршрут следования.
— Куда ты меня везешь? — я боялась взглянуть на Юджина.
— Домой.
— В Мытищи?
— Почти.
— Ты сам приведешь приговор в исполнение?
— Нет, вызову полк морской пехоты.
— Из пистолета Дзержинского?
— Ты заслуживаешь лучшей участи.
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Почему ты помогаешь мне? Зачем я тебе?
— Мне обещали повышение по службе и прибавку к жалованью.
— Ответь мне, это важно.
— Завтра.
— Завтра не будет. Я конченый человек, Юджин.
— Ну да, жертва коммунистической идеологии.
— Перестань паясничать!
— Ты в порядке? — Юджин оторвался наконец от шоферского затылка и повернулся ко мне: — В ресторане ты выглядела, как бумажный рубль.
— Навеки?
— До утра.
— А что будет утром?
— А утром я приду.
— А если нет?
— Я приду.
— А если твое начальство не поверит? Если они прикажут тебе собирать манатки и возвращаться домой? Если...
— Я приду, Вэл.
— Ты вселяешь в сердце девушки надежду. Знаешь ли ты, дитя американской демократии, что нет для мужчины страшнее преступления, чем вселять несбыточные надежды в сердце девушки?
— Да, я где-то читал об этом.
— Ты не боишься, что я подведу тебя?
— То есть?
— Ну, если цена, за которую я получу от твоих боссов право жить дальше, работать и даже когда-нибудь родить ребенка, может оказаться непомерной даже для такой жизнелюбки, как я.
— Вэл, я не понимаю тебя, и мне это не нравится.
— Господи, до чего ж ты туп, Юджин! Пойми, я никого не предавала. Я только сделала то, что делают миллионы людей, — позволила себе слабость. Но вытащила при этом самый черный билет и расплачиваюсь по самому крупному счету. А ведь слабость — это не предательство, верно?
— Игра слов, Вэл. Как правило, в основе предательства всегда
— Ты не понимаешь меня. Я представляю, как будет выглядеть соглашение между мной и твоими начальниками. У тебя ведь нет другой возможности спасти меня, кроме как представить твоему любимому ЦРУ план моей перевербовки. Ты не пугайся, Юджин, я не профессиональный агент КГБ. Просто меня успели хорошо подготовить, там, в горах Чили. Значит, я буду двойным агентом, да? Я прикинусь, что выполнила задание одних мерзавцев и работаю против других...
— Ты знаешь выражение «шаг за шагом»?
— Да.
— Сперва тебе надо уцелеть. Выжить. Это главное. Все остальное решим позже.
— Господи, Юджин, ты совсем не похож на дурака! Откуда же в тебе эта детская беспечность?
Ты не понимаешь, что я навсегда останусь марионеткой в чьих-то руках? Безусловно, после всех мытарств я эволюционировала настолько, что мне уже глубоко наплевать, какая именно разведка намерена использовать меня. Но это слабое утешение, если учесть, что я вообще не хочу, чтобы меня использовали. Я не хочу быть агентом ЦРУ,
КГБ, сигуранцы, Моссада, Савака, Штази!.. Я хочу, чтобы меня положили иа операционный стол и вскрыли череп, а потом взяли огромный ластик и стерли из моей памяти все события последних двух недель. Все, что связано с грязыо, смертью, цинизмом этих недоносков, упакованных в смокинги и распоряжающихся людьми, как фишками за карточным столом. Ты можешь это понять?
— Еще как.
— Ты можешь устроить мне такую трепанацию черепа?
— Боюсь, что только с летальным исходом.
— Ничего хорошего я от тебя не ждала.
— И на том спасибо, мэм.
— Так что будем делать?
— За неимением лучшего варианта — в точности выполнять мои указания.
— Послушай, Юджин, в рамках твоих указаний я могу принять не две, а шестнадцать, двадцать, сто таблеток снотворного. Может быть, это лучший вариант, а? Ответь мне честно, будь другом.
Тем более что из всех видов смерти я всегда отдавала предпочтение уходу во сне. Спокойно и безболезненно. И в некрологе никто не напишет эту ужасную фразу: «На ее рабочем столе осталась недописанная гранка очередной статьи...». Если нет ничего лучшего, скажи мне, это будет по-мужски, я способна оценить такой жест.
— Увы, зато я на такой жест не способен.
— Боишься взять грех на душу?
— Тут есть две причины.
— Какие?
— Во-первых, ты недооцениваешь Вирджила: пока не поступит приказ снять с тебя голову, он будет охранять ее, как код своего секретного счета в швейцарском банке. Так что даже если ты вывернешься наизнанку, все равно получишь от него не больше двух таблеток секонала...
— А во-вторых?
— Вторая причина значительно банальнее: я не хочу терять тебя, Вэл...