КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы
Шрифт:
— Моего отца не хотят реабилитировать.
— Почему?
— Не знаю.
Егорычев запросил через госбезопасность дело и посмотрел. Оказывается, вопрос о реабилитации попал к тому же самому следователю, который вел его дело…
Филипп Денисович Бобков пишет, что в 1954 году на заседании парткома в КГБ они рассматривали персональное дело некоего генерал-лейтенанта Жукова. В 30-х годах он был начальником дорожно-транспортного отдела НКВД на Западной железной дороге. В 1937-м или 1938-м на угольном складе станции Орша была раскрыта «шпионская группа, работавшая на Польшу». По делу арестовали около ста человек (сто шпионов на одном складе
Генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко, который всю жизнь прослужил в разведке, пишет в своей книге, что Серов, небольшого роста, быстрый в движениях, не мог долго сидеть на одном месте. Любил сам водить иномарки по Москве. Говорили, что внешне и по характеру он похож на Суворова, это Серову очень нравилось.
С назначением Серова в КГБ у оперативного состава исчез страх за свою жизнь. Но разведчики, которых он вызывал к себе, поражались его неосведомленности во внешней политике, небогатому словарному запасу. Иностранных языков он не знал.
«Во время многочисленных совещаний, заседаний и собраний актива, — вспоминает Вадим Кирпиченко, — Серов громил и разоблачал Берию и его окружение, то есть занимался привычным ему делом — все время надо было кого-то разоблачать, клеймить позором „врагов народа“ и призывать к повышению классовой, революционной и чекистской бдительности. Одновременно выдвигались требования соблюдать законность и партийные нормы в работе.
Когда кампания по разоблачению Берии и чистке чекистских рядов от его единомышленников несколько утихла, Серов начал заниматься и делами разведки, которые находились в запущенном состоянии вследствие волюнтаристских действий Берии. Руководители отделов разведки стали получать какие-то осмысленные указания по работе, началось заново формирование резидентур, поиски сотрудников на роль резидентов…»
По мнению историков, Серов провел большую чистку архивов госбезопасности в первую очередь от наиболее одиозных материалов, компрометирующих партию и правительство. Те, кто осенью 1954 года сидел во внутренней тюрьме КГБ на Лубянке, рассказали потом, что нельзя было открыть окно — такой шел дым. Во дворе жгли секретные бумаги.
Несколько дней машинами вывозили документы из архива Московского горкома партии, которым прежде руководил Хрущев. Занималась этим созданная в секретномпорядке группа, состоявшая из сотрудников секретариата Серова, и новое руководство спецотдела (архивы) КГБ, переведенные на Лубянку из аппарата ЦК КПСС.
В результате исчезли документы, которые свидетельствовали о причастности Хрущева к репрессиям. Поэтому Никита Сергеевич и решился подготовить и произнести знаменитую антисталинскую речь на XX съезде. Помимо его очевидного желания сбросить груз прошлого и освободить невинных людей, эта речь играла и сугубо прагматическую роль — подрывала позиции его соперников: Маленкова, Молотова, Кагановича, чьи подписи на расстрельных документах сохранились.
Почему секретный доклад был прочитан после формального завершения работы съезда? Считалось, что Хрущев решился в последний момент. Это не так. Доклад долго готовился, этот вопрос много раз обсуждался на президиуме ЦК. Ворошилов удрученно сказал, что
Берия хранил у себя досье на всех руководящих работников. Эти документы Серов перенес из КГБ в ЦК, чтобы никто из чекистов в них не заглянул. Хрущев пишет, что он эти досье не читал. Вероятно. Но их читал Серов. После чего члены президиума ЦК договорились все уничтожить. Это было одиннадцать больших бумажных мешков. Правда, кое-какие документы остались, и по ним можно предположить, что хранилось в остальных досье.
После поездок членов политбюро по стране в госбезопасность поступали доносы. Они были оформлены в виде рапортов о ходе поездок, но содержали такие детали, которые легко могли стать поводом для освобождения кое-кого из них от работы. Партийные руководители тоже люди: вдали от дома и бдительного ока коллег они, расслабившись, что-то себе позволяли, а сотрудники охраны заботливо все фиксировали и сообщали начальству на Лубянку. Этим занималась большая команда.
Народное восстание в Венгрии началось 23 октября 1956 года. Днем по Будапешту с пением «Марсельезы» и «Интернационала» прошла массовая демонстрация. Демонстранты требовали отстранения от власти сталинистов и возвращения опального премьер-министра Имре Надя. Партийное руководство бросилось в советское посольство за помощью: введите войска!
В Венгрию разбираться прибыли члены президиума ЦК — первый заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. И вместе с ними председатель КГБ Иван Александрович Серов.
Демонстранты напали на здание будапештского горкома. Погибло несколько десятков человек. А тут еще премьер-министр Имре Надь потребовал вообще вывести советские войска с территории Венгрии и сообщил, что страна выходит из Варшавского Договора.
Хрущев приказал Жукову подготовить операцию «Вихрь». 1 ноября в Москву на смотрины привезли члена политбюро и секретаря ЦК Яноша Кадара. Были и другие кандидатуры, но Хрущев поговорил с Кадаром и решил, что ему можно доверить Венгрию. Никита Сергеевич не промахнулся.
4 ноября началась операция «Вихрь»: советские танки вошли в Будапешт и другие города и подавили народное восстание. Первым делом арестовали министра обороны Венгрии Пала Малетера и начальника генштаба Иштвана Ковача, которые прибыли на переговоры о выводе советских войск.
Это было повторение операции, проведенной в 1945-м в Польше. Посол СССР в ВНР Юрий Владимирович Андропов сказал, что переговоры будут долгими, и предложил перенести их на советскую военную базу вне Будапешта. Но вести переговоры с венгерскими военными никто не собирался. Серов приказал их арестовать.
Серов дал указание особым отделам дивизий, вступивших в Венгрию, арестовывать всех организаторов мятежа, оказывающих сопротивление Советской армии с оружием в руках, а также тех, кто подстрекал и разжигал ненависть народа к коммунистам и сотрудникам органов госбезопасности.
Кадар пожаловался, что советская госбезопасность задерживает рядовых участников повстанческого движения. На это Серов ответил, что «могут быть арестованы отдельные лица, не принадлежащие к перечисленным категориям. Поэтому все арестованные тщательно фильтруются, те, которые не играли активной роли в мятеже, освобождаются».