КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы
Шрифт:
На одном из заседаний ГКЧП Янаев огорченно сказал, что их никто не поддерживает. Крючков тут же ему возразил: не все так плохо.
Янаев с удивлением посмотрел на председателя КГБ:
— Мне докладывают так, как есть.
Крючков улыбнулся:
— Вот и неправильно делают. Надо докладывать то, что надо, а не то, что есть…
Но умелец он был только по части докладов начальству.
Главная проблема ГКЧП состояла в полной бездарности его организации. Штаб заговорщиков действовал чисто по-советски, то есть из рук вон плохо. И Крючков в критической ситуации оказался никуда не годным руководителем.
Я
— Владимир Александрович — человек прежней эпохи. Тут надо говорить о проблеме отцов и детей. То, что делалось в оперативном обеспечении ГКЧП, он передоверил людям, которые недостаточно хорошо представляли себе ситуацию, обстановку и планировали меры, не адекватные этой ситуации.
Да, мы ставили вопрос о введении чрезвычайного положения. Но ввести такое положение на всей территории страны, как это сделал ГКЧП, у нас такой идеи не было. Это мог сделать только человек, не имеющий представления о том, что такое ЧП. А я работал в условиях чрезвычайного положения в Армении и знаю, что это такое.
Ереван — небольшой город, но сколько понадобилось сил, чтобы ввести там чрезвычайное положение! И все равно этот режим был достаточно дырявым. А вводить чрезвычайное положение на территории всей страны — это архиглупость. Мы бы даже не осилили введение чрезвычайного положения по всем Прибалтийским республикам. Только по одному городу, если бы этого потребовала обстановка, — в Вильнюсе или Таллине.
«Горько и обидно, — говорил генерал Воротников, — что к разработке этих планов не было подключено наше управление, которое более всего владело политической информацией и ситуацией на местах, да и в Москве тоже. Я думаю, что, если бы эти мероприятия разрабатывали мы, удалось бы избежать многих ошибок. Более того, ГКЧП в таком виде, как он был создан, просто бы не существовал…»
Председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко:
— Ему мешали верность догматической идее, нежелание воспринимать необходимость перемен и канцелярский стиль мышления. У нас с ним бывали разговоры, я пытался подтолкнуть его к союзу с Ельциным. Но он, видимо, больше меня знал и понимал, что Ельцин с ним на союз не пойдет…
— А какое мнение о Крючкове у бывшего члена политбюро Егора Кузьмича Лигачева?
— Я уважаю Владимира Александровича за его интеллект. За аналитический ум. Он умел анализировать. Единственный его недостаток — не было решительности.
— То есть он слишком мягок, с вашей точки зрения?
— Да, как ни странно. Может быть, не слишком мягкий, но ему не хватало воли и характера.
— Он привык жить за спиной Андропова, и ему не хватало самостоятельности. Вы это имели в виду?
— Да, эти качества — воля, характер, самостоятельность — приобретаются на самостоятельной работе. Когда есть возможность проявить себя…
Крючкова всегда считали бледной тенью своего начальника и покровителя Юрия Андропова.
Серая мышь, исполнительный помощник, гений канцелярии, в особой атмосфере тайной полиции Крючков чувствовал себя как рыба в воде. Умение выполнять приказы сделало Крючкова необходимым сначала Андропову, затем его
В Крючкове видели незаметного и неамбициозного исполнителя, готового выполнить любой приказ. Мастера на все руки. Таким он и был. Приказали убить афганского лидера Хафизуллу Амина — выполнил. Приказали обеспечить вывод советских войск из Афганистана — он с той же энергией взялся за новое задание на пару с тогдашним министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе, который высоко оценил служебное рвение председателя КГБ.
Сидя на своих досье, как Скупой рыцарь на мешках с золотом, Крючков начал мнить себя самостоятельным политиком, одним из вождей. Наступил момент, когда Владимиру Крючкову надоела роль безмолвного исполнителя. Феноменальная память и фантастическая осведомленность о том, что происходит в стране, только подогревали тщательно скрываемое честолюбие.
Как выразился глава российского правительства Иван Степанович Силаев, быстрый взлет вскружил Крючкову голову.
Горбачев пребывал в блаженной уверенности, что вознесенный на высокий пост председатель КГБ будет вечно хранить ему верность. А Крючков считал, что его заставили слишком долго ждать и что он достоин большей роли.
С ним произошло то, что случается со слугой, который днем разнашивает туфли для господина, а ночью тайно их примеряет. Изо дня в день он докладывал Горбачеву секреты своих досье и постепенно исполнялся презрения к хозяину: тот все заглатывал, но ничего не предпринимал. Значит, Горбачев слаб. Почему бы таком случае не заменить его?
«Крючков, — сказано в одной из книг Ельцина, — как бы шел на польский вариант. Он исходил из прецедентов, созданных в социалистических странах. Условно говоря, однажды он посмотрел на себя в зеркало и сказал: да, я гожусь на роль Ярузельского, который стал на многие годы главой государства. Пожилой военный, в очках, с тихим голосом, который спокойно и твердо вывел страну из тупика».
Крючков считал себя сильной личностью и решил проверить свои способности на деле. И с треском провалился в августе 1991-го. Серая мышь не может стать львом. Гений канцелярии ни на что не годится на поле боя…
На обратном пути из Фороса председатель КГБ был арестован. Генерал КГБ Александр Николаевич Стерлигов, в тот момент работавший в российском правительстве, в интервью «Известиям» рассказал, что в самолете он специально сел рядом с Крючковым.
Председатель КГБ делал вид, что хочет задремать. Когда самолет сел во Внукове, все стали выходить. Крючкову выйти не разрешили. Его обыскали и вывели по запасному трапу. Генеральный прокурор России Валентин Георгиевич Степанков объявил председателю КГБ, что он арестован. Крючков обреченно сказал:
— Теперь комитету конец.
В определенном смысле он был прав. Если бы он не устроил эту авантюру, возможно, и СССР бы не распался, и КГБ сохранился бы как единый организм.
22 августа, сразу после ареста, Крючков написал Горбачеву письмо. Это послание сильно отличается от тех интервью, которые Крючков потом станет давать оппозиционной печати, от его многочисленных статей и двухтомника воспоминаний. Это первое письмо, пожалуй, было искренним:
«Лично!
Президенту СССР товарищу М. С. Горбачеву