Кибер. Гражданин
Шрифт:
– Сейчас ты вынешь из рыбы все кости, которые пропустил, – сурово произнес старик.
Когда Дим перекладывал рыбу, то не заметил ни одной, но перечить наставнику не стал. Помощник принялся исполнять приказ, и, в самом деле, почти из каждого куска он доставал одну-две косточки.
– Рыба почищена, Ильхами эфенди, – произнес он через минуту, не поднимая глаз.
– Хорошо, а теперь найди, пожалуйста, командира Каракюта и попроси от моего имени выписать тебе двадцать плетей. Завтра ты приходишь сюда и во всем помогаешь Улус-бею.
Ахмад поклонился и, стиснув зубы, покинул кухню. Старик расставил
– Нюхай, пробуй, решай, что лучше подходит, – проговорил наставник и вернулся к варке густой подливки к самодельной лапше.
– Ильхами эфенди, почему вы приказали наказать Ахмада?
– Потому что он завистник и саботировал приготовление угощения для сыновей султана, – лаконично ответил старик.
– Но в чём? Когда?
– Когда разделывал треску. Он пропустил кости намеренно, наверное, хотел подставить чересчур удачливого кинна, – старик оторвался от большого казана, чтобы подмигнуть Диму.
– Но почему? Чем я его обидел? – удивился Дим.
– Странный вопрос для вчерашнего раба. Вчера тебе улыбнулся Пророк и шехзаде Селим подарил тебе волю. Я думал, это очевидно, – пожал плечами старик. – Ты что, жалеешь его?
– Наверное, да, учитель. Не суровую ли кару вы ему назначили?
– Суровую? – рассмеялся Ильхами эфенди. – А если бы шехзаде Селим или Мехмед подавились костью? Если бы она проткнула их гортань и те умерли от внутреннего кровотечения. Кого бы отдали на трапезу дервишам? Как считаешь? Правильно! Тебя и меня. А я, знаешь ли, не имею желания быть съеденным заживо. Пусть даже и в угоду Пророка.
Дальше работали в тишине. Только однажды учитель осек Дима, когда тот вновь потянулся к банке с рыжими волосками шафрана. Как оказалось, большие порции шафрана сказываются на самочувствии. На большой казан плова учитель накладывал мелкую щепоть соцветий, а Дим, желая сдобрить кляр, едва не наградил царственных особ диареей и рвотой.
Пробную порцию рыбы пробовали уже через двадцать минут в молчании. Когда рыба закончилась, Дим добавил в кляр ещё несколько щепоток чабреца и базилика. И приступил к гарниру. Томленые помидоры с запеченной на углях картошкой и незрелой кукурузой становились гарниром. И вроде всё выходило прекрасно, кроме одного: блюдо получилось суховато. Томаты, конечно, добавляли сочности, но если их переборщить, то блюдо начнет кислить.
Выход подсказал старый повар.
– Сделай подливку. Такую, чтобы сочеталась и в тоже время выделялась на фоне продуктов, – почти шепча, точно змей-искуситель, произнес Ильхами эфенди, подсовывая куцую связку острых перцев, оставшихся у него от приготовления лагмана.
– Учитель, вы гений! – воскликнул Дим, подхватив хрупкие высушенные перцы на хлопковой верёвочке.
Измолов их в ступке, Дим принялся чистить и резать чеснок, бросая все в сковороду. Затем выдавил руками сок из апельсинов. Все смешав, он добавил горсть темно-синих северных ягод и, не став дожидаться их разморозки, поставил на медленный огонь. Как только над сковородой заклубился первый пар, Дим высыпал туда миску сахара и, подумав, выжал сок еще с нескольких апельсинов. Как только варево закипело, Дим попробовал его. Сладко, остро и не солено. Да и кислоты можно добавить.
– Добавь крахмал, по чуть-чуть, немного. Когда твой соус остынет, он загустеет ещё больше, – пришел на помощь Ильхами эфенди. Он не торопился пробовать, только принюхивался и, что самое интересное, не смотрел на Дима с осуждением. Скорее, с интересом.
– Улус, время! – произнес старик, показывая на настенные часы.
Он так увлекся готовкой, что совершенно забыл про время. Ром в маскостюме уже наверняка находится в покоях Селима, ожидая от Дима отмашки.
В этот момент громыхнуло. Где-то далеко, этажа на два выше кухни, скорее всего на центральной площади крепости Нарын-кала. Старый повар, не медля ни секунды, нырнул в кладовку, отделенную от самой кухни куцей шторкой, и вынырнул оттуда с оружием. Салаф что-то быстро лепетал на смеси турецкого и арабского. Даже лингвистической карты, установленной Димом, не хватало, чтобы разобрать все слова, но основной посыл был понятен:
“Нападение, лазутчик, дервиш Харим, побег…” – удалось опознать лишь короткие и знакомые слова. Если бы Ильхами эфенди говорил чуть медленнее…
– Улус, спрячься! В лагере лазутчик! – старик выглядел скорее собранным, чем напуганным.
– Чей?
– Одного из братьев шехзаде Селима, – ответил старик, заряжая диковинное оружие.
– С чего такие выводы? – Дим ожидал чего угодно, только не такого ответа.
– Много вопросов, Улус. Он облачен в кожу Хамелеона! Ни у кого, кроме Кровавых дервишей султана Баязида нет таких, – эти слова успокоили Дима. Раз личность лазутчика до сих пор не установлена, значит, Ром не схвачен.
Дим и Ильхами просидели в кухне еще двадцать минут, и только после этого наставник скомандовал отбой тревоги.
– Все, Улус, можешь приступать к готовке, – приказал старый повар. – Мы и так опоздали из-за этого инцидента.
– Лазутчик схвачен? Дим едва дышал.
Если Рома схватят – их плану конец. Кровавые дервиши наверняка умеют вытаскивать необходимые сведения даже из самых неразговорчивых пленников. И языковой барьер тут не помеха.
– Крепость обыскивают. Покои шехзаде усиленно охраняют мамлюки султана. Но ты всё равно держи ухо востро, – Ильхами не стал убирать оружие, лишь оставил в сторонку и вновь зажег плиту.
Всё напрасно. Дим готовил на автомате, понимая, что теперь его смерть не принесет никакой пользы. И бежать не удастся – крепость находится на осадном положении. Горячая рыба в кляре легла по тарелкам вместе с томлеными овощами, рядом с ней на каждую порцию шла миска с остро-сладким фруктовым соусом. Вновь пришла та миниатюрная фурия с черными, как ночь, глазами и привела за собой обслугу. Но Дима, впрочем, как и Ильхами эфенди, никто не пригласил.
– Мы не пойдем к шехзаде? – спросил Дим, боясь спугнуть свою удачу. Если он не попадется на глаза технократу из Невского Синдиката, то еще поживет.