Киерленский изувер
Шрифт:
Ладно, может быть попытки призвать Мириад прекратятся. Хотя бы на время.
– Пойдем отсюда, - сказал он Таштагу. – Нам больше тут делать нечего.
Орк кивнул:
– Не забудь, по дороге расссказать мне, чем ты тут занимаешшьсся.
Этли усмехнулся. Рассказ будет долгим.
***
Вечером следующего дня Волган возвращался домой из доков. Уставший, как собака, он проклинал темноту, что не позволяла пройти, не споткнувшись. Да еще этот болтун Этли. Хочет поговорить с ним? Что ж, Волган готов задать перца никчемному бродяге. Хоть на кулаках, хоть с оружием. Лавенка, правда, расстроится. Эта дура привыкла уши развешивать, когда
Волгана прям подмывало увидеть, как ледяной взгляд Этли сменится животным страхом. А так обычно и бывало с теми, кто нарывался на Волгана. Да, а потом в Окицу. Зря он ушел оттуда, жизнь хотел посмотреть. Вот и насмотрелся. Тяжелая работа, нелюбимая жена, да и не жена даже, просто покуражится перед товарищами захотелось, авторитет завоевать. Заступился за девку, а теперь, вот и не бросить ее, сгинет ведь одна и жить с ней мочи нет. Детишек не рожает. Эх, тянет его Лавенка в Бездну.
Да еще этот прыщ Этли. И дружок его – орк, но тот хотя бы забавный. Пожалуй, единственный о ком Волган мог сказать хорошее был Руди. Золотой души человек.
Навстречу кто-то спешил. Закутанный в плащ, с капюшоном на голове, что немудрено в такую-то холодину. Человек проходя мимо Волгана вдруг что-то бросил в него. В лицо здоровяка ударила какая-то тряпка.
– Да я тебя! – Волган озверел от наглости прохожего.
Он повернулся, чтобы догнать наглеца и дать ему пару крепких затрещин. Но ноги вдруг стали ватными, улица поплыла перед глазами, а его нестерпимо замутило. Волган зашатался словно пьяный, сделал несколько шагов и упал.
Пришел он в себя от того, что ему в рот вливают нечто тошнотворное. Он попытался отстранится, но крепкие руки сдавили ему челюсть. Он открыл глаза. Голова нестерпимо болела. В темноте Волган разглядел, как кто-то отошел от него на несколько шагов.
Волган сел. Схватился за голову и…зарыдал. Он выл и всхлипывал, мычал и мотал головой.
– Как же я мог, - повторял он снова и снова. – Как я мог! Как я мог забыть тебя, Смуглянка!
Часть 7. Вино с пряностями. Глава 1
Все, что мы слышим, есть чье-то мнение, истина же скрыта от нас и никогда не будет познана
Из записей Аскеля Этли
Этли шагал по свежевыпавшему снегу. Белый покров, неглубокий и мягкий, покрывал улицы, пряча под собой извечную грязь Языка. Лежал на крышах, украшал ступеньки крылец, превращая город в подобие живописных картин, виденные Этли в богатых домах. К вечеру горожане уже протоптали множество тропинок и они, чудным лабиринтом, вели, то к дверям лавкок, то к вывескам кабаков.
Вязанка дров оттягивала руку. Этли купил ее на рынке, возле злосчастного Храма Милости Спасителя, потратив значительную для себя сумму. Но ему почему-то хотелось порадовать соседей. Даже Волгана. Поведение докера, кстати, весьма изменилось. Он больше не пытался затеять ссору с Этли, хвататься за нож, да и вообще, вел себя спокойно. Даже тихо. Все неурядицы с ним, удалось решить миром. Этли казалось это необычным, складывалось впечатление, что докера подменили.
С деньгами Этли тоже нашел выход. Не очень прибыльный, но позволявший зарабатывать спокойно. В один из дней, он просто сел рядом
Как ни странно, но жителям Языка требовалось, время от времени, что-нибудь написать. Какая-то записка знакомым, или напоминание, что кто-то не вернул долг. Один из погонщиков, продиктовал Этли письмо своей жене, ждущей его с заработков в деревне. Весьма трогательное. Правда, как селянка собиралась читать письмо, Этли не знал. Возможно, она обратиться за этим к местному жрецу.
Какие-то медяки текли в руки Этли, позволяя ему не умереть с голода. Это заметил Оттик и заявил Этли, что он должен платить за аренду стола. На что Этли ответил: «А ты должен платить за аренду орка, ты ведь знаешь, что он натворил в кабаке Самоэя? Я взял с него слово вести себя смирно. Но могу и освободить его от клятвы. Хочешь? Если не веришь, сам спроси у Таштага». Что там Оттик спрашивал или нет у зеленокожего Этли не знал, но жадный трактирщик больше не беспокоил его.
Зима же пришла со своими требованиями. Жаровня, где они держали угли из камина трапезной, уже не справлялась с холодами, а для небольшой печурки требовались дрова. Они стоили дорого и вскоре придется сбрасываться на топливо всей компанией. Но не сегодня.
Остановившись у самого крыльца таверны, Этли вдохнул морозный воздух и посмотрел в вечернее небо. Среди океана звезд ярко горела одна из них, хвостатая звезда, называемая Глазом Спасителя. Каждый год, в начале зимы она скользила по небу на север, словно напоминая людям о Пути Избавления. Совершив жест благословения, Этли отряхнул снег с башмаков и зашел в внутрь.
***
Спустившись вниз, Этли бросил вязанку дров на пол:
– Разведем огонь, не зря же мы чистили этот проклятый дымоход.
Сегодня в комнате находились все жильцы, даже вечно пропадавший Руди. Вскоре огонь весело заплясал в печурке, разгоняя тепло и укутывая уютом.
– Такое дело надо отпраздновать!
Руди выудил вместительную бутыль вина.
– Хе, - произнес Таштаг, - а ты запассливый коновал!
– Зато ты прожорливая морда, мог бы и оставить немного жаренных колбасок.
– Да, хватит, - прогудел Волган. – Давайте, сегодня посидим без склок и ругани.
– Сколько у нас стаканов? – спросил Этли.
– Подождите! – подала голос Лавена. – Что его пить, так, будто пропойцы, у Оттика на кухне есть пряности, давай добавим их и разогреем вино. Будет и вкуснее, и полезнее.
Возражать никто не стал. Лавена исчезла за дверями и вскоре явилась с небольшим свертком в руках и маленькой кастрюлькой. Она поставила кастрюльку на огонь, плеснула туда воды и высыпала содержимое свертка.
– Эй, ты что делаешшь? – воскликнул Таштаг. – Решшила исспортить вино?
– Все она правильно делает, - одернул его Руди, - привык у себя в Оркейне к дрянному пойлу.
Орк насмешливо хмыкнул. Воцарилась тишина, слышно было, как потрескивают дрова, да шумит пожирающее их пламя. Лавена еще немного поколдовала над кастрюлькой и по комнате поплыл богатый аромат специй, смешанный с кисловатым запахом вина.
Лавена сняла кастрюльку с огня. Накрыв ее крышкой, строго произнесла:
– Ему надо настояться.