Киерленский изувер
Шрифт:
Внутри находился огромный пустой бассейн. Наверное, все-таки, то была не ратуша, что там делать бассейну. Вокруг него замерла дюжина окаменевших людей, таких же, как на улице. Только по одежде можно было понять, люди это не простые. Старинные, богатые наряды. Дорогие ткани, меха, золотое шитье, все превратилось в камень. А когда мы подошли ближе, то окаменели сами. От удивления и ужаса! С бесстрастных лиц статуй на нас смотрели слезящиеся, живые глаза! Люди, статуи, не знаю, как их назвать, таращились на нас, их глаза двигались, а во взглядах не
К тому времени, я многое повидал в жизни. Я спокойно смотрел, как на меня движется вражеский строй, щетинясь пиками и алебардами. Видел, что и похуже. Но в тот момент мной овладел животный ужас. Казалось, еще чуть-чуть, и я сам навеки застыну здесь, превратившись в каменное изваяние, и все, что я смогу сделать – беспомощно смотреть, не имея возможности даже моргнуть. Мы вылетели из этого здания и бросились к воротам. Мы бежали по жутким улицам, а в незатронутых солнцем тенях кто-то шевелился, преследовал и завывал. Возле ворот, почти в самом створе, нас ожидала еще одна страшная находка. Там стоял наш проводник, неподвижный, окаменевший. И лишь живые глаза смотрели на нас.
Когда мы покинули город и уже из-под полога леса взглянули на него, я могу поклясться – на крепостной стене, я заметил жутких согбенных существ, лишь отдаленно напоминающих людей.
***
– Жуть-то, какая! – выдохнула Лавена, разливая горячее вино.
Этли сжал горячую кружку. Глотнул. В нос ударила мозаика чудных запахов гвоздики, перца и меда. По телу разлилось тепло.
– Брехня, это все, - прогудел Волган.
Ну, вот, хоть что-то похожее на привычного Волгана. Этли даже порадовался, а то необычное, тихое, поведение докера его настораживало.
– Почему брехня, - Руди, глотнув вина, блаженно улыбнулся. – Я тоже слышал про Ратцынь, только считал ее сказкой. И, Этли, а при чем тут Мириад?
– Я думаю, те люди, возле бассейна, призвали его. И судя по всему, Мириад даровал им вечную жизнь, правда по-своему. А остальным, просто не повезло, жить рядом с этими жигудинами.
– Но это твои мысли, ты ведь не знаешь правды.
Правду он знал, да вот говорить ее не будет. Тогда все было несколько по-иному, чем он сейчас рассказал. И они с Альданом, не просто интересовались старой легендой, а искали «Запределье».
– А проводник-то, чего превратилсся в камень, да еще сс глазами?
– Не знаю, может быть нарушил запрет, какой-нибудь, а может быть, тем существам нужна была жертва, эльфийская магия – темное дело, и туда лучше не соваться.
– А у нас, вот, в деревне тоже, похожая бесовщина случилась, - подала голос Лавена, - правда давно. Мне мама рассказывала.
– Оказывается, ты у нас, тоже навидалась всякого, – пошутил Руди.
Лавена улыбнулась, но в глазах ее полыхнул такой огонь, что даже Этли стало не по себе.
– Расскажи, - сказал он жене докера, - интересно послушать.
Лавена села за стол, подвинула к себе кружку. Этли заметил, что села она не рядом с Волганом, как
– Это случилось, когда мой дед был молод, об этом мне мама рассказывала, ну, да я уже говорила.
***
Дед мой был сумасшедшим. Сколько помню, как услышит протяжный вой, собачий или там волчий, так его сразу трясти начинало. А если же вой продолжался, то он пытался спрятаться, то под кровать, то в чулане. Ох, и намучались мы с ним! Когда преставился, прости Триединый, легче стало. Вот, после его похорон, мама мне и рассказала, отчего дед умом повредился.
Он ведь раньше нормальный был. Мама-то, тогда маленькой была, а дед – молодой и сильный. И в уме своем. А случилось вот, что. У нас рядом три деревни было, из одной в другую, можно было за день дойти. С утра вышел, так к вечеру и придешь. А четвертая, дальше была. Ну, как дальше. За лесистым холмом она была, и если через холм идти, то так же, как до остальных доберешься – за день. Только никто не ходил там. Говорили – на холме этом, что-то бесовское водиться. Кто уходил туда, пропадал навсегда. Так и ходили все вокруг в ту деревню, а это уже два дня.
Началось все с того, что принялись собаки пропадать. Во всех четырех деревнях. Кто в лес с собакой пойдет, убежит псина и зови-не зови, не возвращается. С привязи срывались и тоже, как в воду. Да и у пастухов, все собаки разбежались. А без собак у нас трудно, у нас волки там такие. Ну, да ладно.
Потом, вот, как ты, Аскель, рассказывал, заметили – люди-то, из деревни за холмом, приходить перестали. Одну седьмицу нет, вторую, да и третью. Забеспокоились, решили людей туда послать, узнать в чем же дело. Пошли трое, в том числе и мой дед. Взяли добрые копья, от волков отбиться, если что, да и пошли.
Шли, понятно, вокруг холма. Переночевали в лесу и к вечеру второго дня вышли к той деревне. Сразу услышали собачий лай. Странно это было, ведь во всех деревнях псы пропали, а тут на месте они. Ну, двинулись. Когда подходили к околице, лай вдруг смолк.
Вошел дед и его спутники в деревню. Пусто. Покричали они людей, позвали, но никто им не ответил. Прошли они дальше в глубь – пустая деревня, нет никого. Решили в один дом зайти. А там – тела изодранные, лежат на полу вповалку, словно их стащил туда кто-то. Кровь кругом засохшая и вонь трупная.
Выбежали на улицу, и тут услышали вой – долгий, протяжный, не похожий ни на что. Уж, наши-то знали, как воют собаки, а как волки. А этот не признали. И тут же изо всех подворотен, из-под крылец, заборов и отовсюду бросились на них псы. Собаки-то у нас такие, чтобы волка могли загрызть, здоровенные, злющие, да вот на людей не имеют привычки кидаться, а тут как взбесились. Ну дед со спутниками – обратно в дом, заперлись там и сидят, думают, что дальше делать. А собаки-то не унимаются, носятся вокруг дома, рычат, скалятся, не псы домашние, а чисто звери лютые.