Киерленский изувер

Букреев Марс

Из-за ближайших могил появилась фигура. Карли пригляделся. Женщина, потрепанная какая-то, бледная как смерть. По одежде не крестьянка, скорее всего кто-то с Языка, подалась к родне в Онсейку. Почему одна правда, хотя, кто их поймет баб этих. Втемяшила себе в голову, что надо идти, вот идет. Чего правда, по тропинке не свернула к деревне?

Женщина подошла ближе и неожиданно спросила:

– А чего это ты сидишь здесь, да еще на холодном?

Карли аж растерялся на мгновение, но тут же вспомнив приказ Левара, произнес:

– Иди-ка ты, тетя, отсюда!

«Тетя»

правда была лет на десять моложе Карли и даже нездоровая бледность не портили ее лица. Да и фигуру он успел оценить. Зимние одежки не преграда для опытного мужского взгляда.

– Да пойду, я пойду, - испугано ответила женщина. – Только скажи, мил человек, куда идти-то, не могу тропку найти, что к Онсейки- то ведет.

В глубине чего-то животного шевельнулась желание, захотелось женской ласки. Схватить ее прямо здесь! Хотя здесь холодно, да и в склеп тащить тоже смысла нет. Там такая же холодина, да и Левар не обрадуется, если он притащит постороннюю бабенку. К бесам, отморозит еще все самое важное!

– Обратно шуруй, пришла откуда, там и найдешь тропку свою!

– А-а, была я там, не нашла. Может отведешь, покажешь мне, дуре такой.

Напрашивается, что ли? Карли усмехнулся про себя. Или и вправду, юродивая какая?

– Ну-ка, проваливай, я сказал! Не то щас пинками прогоню!

Может бахнуть ее из арбалета, мелькнула шальная мысль. Ай, да потом с трупом возиться. Увидит ещё кто, такой же заблудившийся. А у них тут дело серьезное, а не балаган с куклами. Зрители не нужны.

– Да чего ты, чего ты! – окрысилась женщина. – Я по-доброму к тебе, а ты как жигудина на меня…

– Чего! – взревел Карли. – Я те покажу жигудину!

Отбросив арбалет он одним прыжком оказался возле женщины, схватил ее за ворот и занес кулак. Карли почувствовал, как бабенка несильно ударила его пару раз под ребра. Но не обращая на это внимания жрец обрушил кулак на лицо женщины. Удар вышел смазанным, но обнаглевшей бабе хватило – она рухнула в снег, прямо к ногам Карли. В боку, где женщина поколотила его, странно жгло. Карли прижал руку, а когда отнял ее увидел – вся ладонь измазана в крови.

– Ах, ты, сука!

Он хотел пнуть лежащее тело, но вредная бабенка извернулась и ткнула ножом в ногу жрецу. Карли отшатнулся, раненная нога подогнулась и уже он сам упал в снег.

На мгновение его охватила слабость, от боли и кровопотери, но именно за это мгновение взбесившаяся женщина успела метнуться к нему и сжимая нож двумя руками занесла его над головой.

Карли увидел, как солнце вспыхнуло на лезвии ножа. Слепящая вспышка понеслась к лицу, Карли вскинул руки, перехватил женщину за локоть, еще одно движение, и он скинет ее с себя. Но он не успел это сделать. Незнакомка, навалившись всем телом, протолкнула нож дальше, и солнце уже вспыхнуло внутри черепа Карли, выжигая все мысли и воспоминания.

Тяжело дыша, еще не до конца осознав, что произошло, Лавена вытащила нож из глаза рыжебородого. Руки тряслись. Голова гудела от удара, в глазах плясали искры. В левой части лица, возле глаза набухал отек.

На подгибающихся ногах Лавена прошла к склепу, подобрала арбалет. Оружие гуляло в руках женщины.

Несколько раз судорожно вздохнув, Лавена отворила дверь усыпальницы и шагнула в темноту.

***

Напрасно Этли убеждал себя, что он не раз видел смерть и пытки. Видел, как дети умирают на руках родителей, а на глазах мужей их жен обесчещивали и забивали словно скот. Себя не обманешь! Какая-нибудь изнеженная душа, выросшая в мягких условиях и впитавшая в себя человеколюбие, могла бы осудить его. Но Этли точно знал – есть свои и чужие. Чужие страдания неприятны ему, но он может отнестись к этому спокойно. Другое дело – свои.

Куколка Фрия, небесное создание, нежная и заботливая. Ее пирог пахнущий яблоками, выручали Этли в самые черные дни. Нет, дело не в тесте с яблоками. Просто понимание того, что о нем кто-то помнит и заботиться делали жизнь ярче. Теперь, воющим, окровавленным куском мяса Фрия корчилась от боли в руках цирюльника. Того человека, с кем Этли так долго жил бок о бок. От кого видел лишь добро. Лживая мразь Руди.

Цирюльник не зря похвалялся своими познаниями в хирургии. Он раз за разом находил способы причинять нестерпимую боль жене Ностана. На Фрии уже не было живого места, но обезумевший палач не прекращал пыток.

О том, что жена лавочника была беременна Этли старался не думать.

Ностан рыдал, сыпал проклятьями и порывался броситься на Руди. Каждый раз его сбивали с ног, пинали и вновь заставляли смотреть. Таштаг стоял молча. По непроницаемому лицу зеленокожего ничего нельзя было понять, может ему и вовсе нет дела до страданий женщины.

Наконец, Фрия затихла. Сила зелий и магия эльфийских символов не смогли больше удерживать в ней жизнь. И она, наконец-то, перешагнула последний рубеж. Этли не сомневался, ее душа займет достойное место у трона Триединого.

Руди отступил от жертвы. Этли не видел его лица, но вся поза цирюльника говорила о нетерпении. Он всей душой жаждал встречи с Мириадом. Этли в свою очередь ждал, когда череп женщины треснит и из него выползет маленькая мерзкая гадина.

Но не произошло ни того, ни другого. Этли услышал, как сзади что-то тренькнуло, следом чавкнул глухой звук, и кто-то вскрикнул. Обернувшись, как и все находящиеся в зале, Этли увидел Лавену. Она стояла в коридоре, сжимая в руках ставшее бесполезным оружие. Бледная, немного растерянная она с ужасом взирала на открывшуюся ей картину.

Один из жрецов скорчился на полу, хватаясь за торчащий из бока арбалетный болт.

– Убью, сука!

Стоящий за Этли святоша кинулся к Лавене, размахивая отнятым у Этли же кордом. Лавена метнулась во тьму коридора, а Этли, не дожидаясь, когда остальные недруги придут в себя, помчался к Лавене. Он догнал жреца уже в коридоре, врезался в него и оба полетели кубарем. Этли торопился подняться, понимая, что его противник, у которого не были связаны руки, окажется на ногах быстрее. Он услышал какой-то шум и вскочив на ноги посмотрел в ту сторону.